Совет восьмой. Грядущий парламентарий не должен менять свои принципы больше одного раза за весь период политической деятельности. Единожды это допустимо, ибо порой видение, скажем, под древом или голос из космоса круто меняли взгляды и жизнь разных людей. Возьмём того же принца Гаутаму, ставшего Буддой, или Андрея Козырева, ставшего русским империалистом. Но если судьбоносные видения приходят к человеку регулярно в зависимости от направления кремлёвских сквозняков, то ему лучше пойти работать политическим обозревателем на ТВ.
…Совет одиннадцатый. Избегайте кандидатов, тратящих на предвыборную кампанию слишком большие средства. Главный признак: соискатель появляется на телеэкране также часто, как реклама женских гигиенических прокладок. Помните, возвращать эти деньги кредиторам будущего думца придётся нам с вами!
Совет двенадцатый. Произнося такие слова, как «Россия», «патриотизм», «народ», «государственность», «возрождение отечества», кандидат не должен кривиться, словно от зубной боли, но и не должен бить себя в грудь, будто Кинг-Конг. Я бы отдал предпочтение тем политикам, из чьих лексиконов эти слова не исчезали все последние пять лет, ведь нынче каждый рвущийся в Думу в графе «профессия» норовит написать «патриот».
…Совет пятнадцатый. Если есть возможность, полюбопытствуйте, каких высот достиг будущий парламентарий в своей профессиональной деятельности. Вполне возможно, он хочет стать депутатом Думы, чтобы отомстить своему оппоненту, задробившему на учёном совете его кандидатскую диссертацию. Пусть уж набьёт оппоненту морду и успокоится. Нам же с вами будет лучше.
…Совет семнадцатый. Если кандидат при коммунистах занимал приличный пост, послушайте, ругает ли он советскую власть. Помните: порядочные люди о бывших хозяевах говорят или хорошо, или ничего.
…Совет двадцатый. После того как вы последуете предыдущим рекомендациям, в пресловутой «телефонной книге» останутся в лучшем случае два-три кандидата. Теперь можно прочитать их программы. Но и это необязательно. В сущности, все предлагают одно из двух: рынок с элементами распределителя или распределитель с элементами рынка. Тут уж я вам не советчик – на вкус и цвет товарища нет.
Совет двадцать первый, последний. Опуская избирательный бюллетень в урну, помните, что опускаете его в урну Истории!
10. Игра престолов
Вновь собравшись в поход за депутатским мандатом, я попутно угодил в довольно гнусную окололитературную интригу. Стоит ли, дорогой читатель, грузить тебя этой грустной историей? Наверное, не стоит, но всё-таки расскажу. Дело было так. В середине 1999 года еженедельник «Литературная Россия», который редактировал в ту пору Владимир Ерёменко, провёл навстречу очередному съезду писателей опрос: кого литераторы хотели бы видеть во главе Союза вместо Валерия Ганичева, явно не справлявшегося, а точнее, не особо интересовавшегося своими обязанностями. Назывались разные персоны, но чаще других упоминалось моё имя, хотя я тогда почти отошёл от писательского сообщества, на собраниях не появлялся и даже не входил в правление, хотя при Михалкове был секретарём по работе с молодыми авторами, правда, на общественных началах.
Тут надо бы несколько слов сказать про Валерия Николаевича Ганичева. О мёртвых или хорошо, или по-честному. Он был человеком с биографией: поработал заведующим агитпропом в ЦК ВЛКСМ, потом руководил «Комсомольской правдой», издательством «Молодая гвардия» и позже, уже попав в опалу, возглавил «Роман-газету». Ганичев немало сделал для укрепления «русского направления», за что и пострадал, когда на излёте советской власти вновь повеяло бдительным интернационализмом. Но многие рыцари идеократической империи, не бедствовавшие даже в немилости, сильно изменились в 90-е годы, когда замаячил призрак самой настоящей нищеты. Обидно же наблюдать, как твои былые соратники по ЦК, присягнув Ельцину, купаются в роскоши, точно в курортной грязи. Умело сменив на посту Юрия Бондарева, не особо державшегося за кресло, Ганичев возглавил Союз писателей России, но руководил им так, как повелось в советские годы, – «царствовал лёжа на боку». В СССР это было возможно, так как власть относилась к проблемам литературного цеха с трепетным вниманием: достаточно грамотно изложить просьбу в верха, и тут же следовала помощь.
Однако в 1990-е произошло «отделение литературы от государства», чего так страстно добивались «апрелевцы», бегавшие в Кремль с чёрного хода. Но дав писателям «вольную», власть сняла с себя и всякую системную заботу о них, оказывая точечную поддержку исключительно либеральным авторам, кормившимся ещё и у Сороса. Так, Пен-клуб в те годы напоминал Клондайк, а у СП России оставался только дом на Комсомольском проспекте, который в октябре 93-го, забаррикадировавшись, не отдали врагу.
В таких условиях любому руководителю СП России не оставалось ничего другого, как превратиться в рядового просителя и ходока по делам своего цеха. Но Ганичев не желал напряжённой суеты, он уже привык сидеть в президиумах, а в кулуарах неторопливо интриговать. Более того, чиновник, начисто лишённый литературных способностей, вообразил себя большим писателем, сочинив скучнейший текст об адмирале Фёдоре Ушакове – «Флотовождь», переизданный раз сто, в основном за счёт губернаторов. С ними Ганичев любил встречаться и, давя на патриотизм, просить помощи бедной русской литературе. Они, конечно, помогали, давая из бюджета средства на проведение в губернском центре очередного пленума СП РФ, который, как правило, оставался в истории отечественной словесности грандиозным банкетом для немногих званых. О, я-то знаю, как наш писатель умеет ронять сладкие патриотические слёзы в рюмку водки, томясь, пока закончится долгий тост о погибели земли Русской! Заодно по той же статье из местной казны выделялись деньги и на переиздание «Флотовождя».
Мне, как и многим, такая ситуация казалась противоестественной, и весной 1999 года я выступил в газете «Московский литератор» с программным интервью, призвав «восстановить союз русской литературы с российской государственностью». О том же я твердил в радиотелевизионном эфире. Идея восстановления диалога с властью красной нитью проходила через публикации альманаха «Реалист», выход которого, как помнит читатель, произвёл большое впечатление на писательскую общественность. Кроме того, ещё памятно было моё телешоу «Стихоборье» на канале «Российские университеты», куда я звал поэтов-традиционалистов, тех, кому путь на телевидение был в ту пору закрыт. Так что, видимо, автор этих строк совсем не случайно лидировал в опросах «Литературной России» да и в кулуарных пересудах.
Польщённый, я отнесся ко всему этому со здоровой иронией, понимая, что Ганичев будет биться за свой пост, как за Мамаев курган. Но вдруг мне позвонил сам Валерий Николаевич. С печальной усталостью он предложил повидаться, чтобы посоветоваться. Я охотно согласился, так как наши отношения в ту пору были весьма тёплыми: Ганичев напечатал в «Роман-газете» «Козлёнка в молоке» и «Небо падших», даже называл меня лучшим нынешним сатириком. Кроме того, за полгода до описываемых событий мы вместе летали на первый съезд палестинских писателей. Зрелище странное: сотня арабов, удивительно похожих внешне на евреев, в течение двух дней, не останавливаясь, ругали сынов и дочерей Израиля, причём настолько однообразно, что заскучал бы даже самый лютый антисемит. Потом переводчик Олег Бавыкин организовал тайную поездку в Иерусалим, куда нам, гостям палестинской автономии, путь был заказан. В Храме Гроба Господня Ганичев бил такие тектонические поклоны, что я окончательно убедился: Спаситель призывает всех, включая бывших заведующих отделом пропаганды и агитации ЦК ВЛКСМ, на котором, кстати, в советские годы и лежала ответственность за атеистическое воспитание подрастающего поколения.
