Особая благодарность Джиллиан Филлип
Посвящается Фергюсу и Энни Николь
Пролог
— Что с ним не так? — Усы маленькой собаки испуганно тряслись, когда она раздвинула носом траву. — Я не понимаю! Что случилось?
Она втянула голову в плечи и, забыв про гордость, теснее прижалась к братьям. Четвёртый щенок — тот, что сейчас лежал в траве, — не шелохнулся. Сквозь высокие стебли зарослей она видела очертания его тела, но маленькие бока почему-то больше не шевелились в такт дыханию. Ухо тоже виднелось, но и оно совсем не шевелилось, даже всегда подвижный краешек почему-то застыл. Она не видела глаз щенка, но что-то подсказывало ей, что на это не нужно смотреть. Она вся дрожала от страха и неизвестности.
Один из её братьев, самый маленький, ещё теснее прижался к ней, ткнулся влажным носом в её ухо.
— Наверное, он заболел. Как Мама-Собака!
Дрожь пробежала по её телу. Мама-Собака была больна, это они знали. Она стала плохо себя чувствовать после той битвы, о которой они слышали. Потом Мама-Собака заползла под дом и попросила щенков не тревожить её. Сказала, что она немножко отдохнёт, а потом ей станет лучше. Очень скоро. «Только дайте мне немного покоя, милые».
Мама сказала, что отдохнёт совсем чуть-чуть, но прошло уже очень много времени, а она так и не вылезла. «Мама-Собака, — проскулила про себя маленькая сестричка. — Ты уже выздоровела? Мы ждём-ждём, а тебя всё нет… а теперь и этот щенок заболел, а мы не знаем, что делать».
— Может быть, нужно его разбудить? — пискнул один из её братьев. — Или давай затащим его внутрь, там тепло и безопасно!
— Я боюсь, что он не проснётся, — жалобно провыла маленькая сестричка. — Он очень-очень крепко уснул.
Она сказала не всё. Было ещё нечто такое, для чего она не могла и не хотела найти слова. Она замерла, сморщила нос и принюхалась. Так и есть, он никуда не исчез — этот странный тяжёлый запах, от которого холодеет внутри и дрожь пробегает по телу. Это не был запах собаки. «Щенок не должен так пахнуть!» — с ожесточением подумала она. Так пахнет только старое мясо, которое взрослые собаки оставляют недоеденным.
— Вы оба просто очень глупые!
Третий брат — самый большой и самый сильный из них всех — говорил, как всегда, уверенно и сердито, но маленькая сестричка ясно слышала в его голосе плохо скрываемую дрожь.
— Нам ничего не нужно делать! Скоро вернётся стая, поняли? Альфа сначала сделает так, что Мама-Собака поправится, а потом она сама разбудит своего щенка, и всё будет, как раньше!
— Ты уверен, что Альфа вернётся? — спросил самый маленький щенок.
— Конечно! — важно ответил большой. Он повернул голову и кивнул на неподвижное маленькое тельце. — Это же щенок Альфы! Значит, она обязательно вернётся. Разве вы не знаете, что Мать-Собака никогда не бросит своих щенков!
— А… — самый маленький щенок растерянно покрутил хвостиком. — А когда Альфа разбудит своего щенка, он с нами поиграет?
На этот раз большой щенок промолчал, его сестра тоже не нашла ответа. Она скосила глаза и поймала неуверенный взгляд брата. Было непохоже, что неподвижно лежащий щенок когда-нибудь сможет с кем-нибудь играть.
Собрав всю свою отвагу, маленькая сестричка поползла вперёд по сырой высокой траве. Она была настолько мала, что не успела узнать ничего, кроме этой густой укрывающей зелени. Это был весь её мир. Знакомый свежий аромат травы растворял и почти вбирал в себя странный запах щенка. Маленькая собака подползла так близко, что почти коснулась носом неподвижного бока уснувшего.
Первое, что бросилось ей в глаза, была стоящая дыбом шерсть на шее щенка. Маленькая сестричка никогда не видела, чтобы у собак была такая шерсть. Она была очень тёмная и твёрдая, как будто намокла, а потом высохла, да так и застыла. Маленькая собака непонимающе моргнула. Потом она разглядела тёмные отверстия под слипшейся шерстью. Они были немного похожи на те отметины, которые маленькая сестричка и её братья оставляли на мягкой шкуре, служившей им подстилкой — неопрятные и рваные по краям. Маленькая сестричка и её братья любили жевать мягкую шкуру — это занятие развлекало и успокаивало их. Но отметины, зиявшие на шкуре неподвижно лежащего щенка, были гораздо крупнее и глубже.
Что это могло значить? Возможно, если бы маленькая собака смогла сосредоточиться, она нашла бы ответ, но голод, целый день грызший её изнутри, вдруг свирепо впился клыками ей в живот. Маленькая собака испустила тонкий жалобный вой.
— Не плачь, — раздался из-за травы голос большого щенка. — Скоро Альфа вернётся, и всё снова будет хорошо!
Куда только подевалась его привычная самоуверенность! Голос большого щенка дрожал, словно он сам не верил в свои слова.
Его смятение передалось маленькой собаке, её живот свело судорогой страха, рёбра туго сжались вокруг сердца. Запрокинув голову, она огласила долину тоненьким пронзительным воем, полным горя и отчаяния.
— Мама-Собака совсем не шевелится! Щенок совсем холодный! Они не шевелятся! Почему, почему они не шевелятся?
— Где Альфа? — подхватил её вой маленький щенок.
— Здесь больше нет никаких собак! — плакала маленькая собака. — Нет еды, и стая куда-то ушла. Мы совсем одни, все нас бросили! Мы одни-и-и-и!
Теперь даже их самый большой и самый сильный брат не выдержал, и душераздирающе заскулил.
— Они все ушли и бросили нас, они ушли, они все ушли…
Их тоненькие отчаянные вопли эхом неслись над травой, взлетали над деревьями прямо к небу, но маленькая сестричка знала, что ни одна собака в целом мире их не услышит. Эта ужасная мысль заполнила всё её существо, отняла все силы, и маленькая собака безудержно расплакалась.
Неожиданно она почувствовала, как большой братец пихает её носом в бок.
— Ш-шш! — проскулил он дрожащим голоском. — Замолчите вы, оба! Сюда идут собаки!
В тот же миг все трое умолкли, скованные новым внезапным страхом. Маленькая собака жадно глотала воздух, пытаясь успокоиться и прекратить скулить. Она облизала свои мягкие дёсны, и тут же почуяла запах — незнакомые собаки были совсем рядом.
Они были чужие — и они шли прямо сюда!
