– Нам нужно всем вместе туда сходить, – без особого энтузиазма предложила Винсент, но месяц спустя, уже на суше, туманным октябрьским утром она сидела дома с простудой и раздумывала, чем бы необычным заняться с Джонатаном вечером на выходных, – может быть, сделать ему сюрприз и купить билеты в театр? И тут ее мысли вернулись к беседе с Оливией. Она набрала в поиске в интернете Бруклинскую музыкальную академию и наткнулась на имя своего брата.
Мелисса в воде
Как выяснилось, Пол, вопреки обстоятельствам, стал успешным композитором и исполнителем. В начале декабря он давал серию из трех выступлений в Бруклинской музыкальной академии. Программа называлась «Далекая северная земля: саундтрек к экспериментальному фильму». Она не видела его три года, с того дня, когда они в последний раз выходили вместе на смену в отеле «Кайетт». На фотографии с сайта БМА он выглядел одержимым: его запечатлели на сцене посреди невообразимого оборудования, синтезаторов и таинственных ящиков с ручками и кнопками, руки смазались в движении, а над головой висел экран, на который проецировалась знакомая ей картина – побережье Кайетт, скалистый пляж с темными соснами под хмурым небом.
«В “Далекой северной земле” молодой композитор Пол Джеймс Смит представляет серию загадочных видео продолжительностью ровно по пять минут, которые он снял в детстве в сельской местности Западной Канады. Эти видеозаписи стали частью завораживающей композиции, которая стирает грань между музыкальными жанрами и заставляет нас пересмотреть свои представления о формате домашних видео, о природе, о…»
Винсент закрыла глаза. Она всегда относилась к своим видео довольно небрежно. Она снимала их, потом перезаписывала сверху или бросала кассеты в коробки в детской. Как часто Пол навещал отца после ее отъезда из Кайетт? Надо думать, довольно часто. Ему ничто не мешало забрать себе ее вещи. Неожиданно она обнаружила, что сидит у бассейна, уставившись на воду, хотя даже не помнила, как вышла из дома.
Ей вспомнилось, как однажды в детстве она с мамой в конце лета провожала Пола до аэропорта в Порт-Харди, в котором он сел на самолет до Ванкувера, а оттуда летел в Торонто. Винсент тогда было лет десять. Всю дорогу Пол вел себя ужасно, высмеивал Винсент, что бы она ни говорила, а в аэропорту резко помахал им рукой и зашагал к очереди на проверку документов, ни разу не обернувшись. По пути домой Винсент была тихой и немного грустной.
«У Пола есть такая особенность, – сказала ей мать, пока они ждали водное такси на пристани в Харбор Грейс, – он как будто считает, что ему все кругом должны». Винсент помнила, как удивленно посмотрела на нее. «Ты ему ничего не должна, – добавила мать. – В том, что с ним происходит, ты абсолютно не виновата».
В 2008 году, сидя у бассейна, Винсент услышала шаги и оглянулась. К ней подошла Аня с одеялом в руках.
– Я подумала, вам не помешает одеяло, – объяснила она. – На улице холодно.
– Спасибо, – поблагодарила ее Винсент.
Аня нахмурилась.
– Вы плачете?
В последующие два месяца ей было трудно общаться с Джонатаном как обычно, трудно сохранять беспечный вид, но он будто бы ничего не замечал. В конце 2008 года он постоянно пропадал на работе. Он всегда был в офисе или своем кабинете за закрытыми дверями. Проходя по коридору, она слышала, как он разговаривает по телефону, но не могла разобрать слов. Когда они были вместе, он выглядел усталым и рассеянным.
В начале декабря она с несколькими пересадками на поезде добралась до Бруклинской музыкальной академии. Она беспокоилась по поводу того, как Джонатан отреагирует на ее отсутствие в четверг вечером, но он работал допоздна и остался ночевать в их пристанище. Она приехала рано и немного подождала, пока на тротуаре соберется пестрая толпа бруклинцев в типичной униформе: женщины в ботинках на плоской подошве и со сложно заплетенными шарфами на шее, бородатые мужчины в слишком узких джинсах. Винсент охотно наблюдала, как люди встречались друг с другом, разбивались на пары, проходили мимо нее группами по двое, трое и четверо, опоздавшие спешили к зданию, впопыхах извиняясь и жалуясь на метро. Наконец она решила зайти в театр вместе с последним потоком людей, нашла свое место в первом ряду и приступила к привычному ритуалу перед концертом: высморкаться, достать на всякий случай таблетки от кашля, выключить телефон – только бы не думать о том, что она сейчас увидит на сцене.
– Вы знаете, кто сейчас будет выступать? – прошептала женщина позади нее. На вид ей было лет восемьдесят, седые волосы уложены в виде ирокеза. Она была элегантно одета, но выглядела нездоровой, изможденной, и у нее тряслись руки.
– Нет. – Винсент подумала, что, в сущности, сказала правду. Она знала своего брата – в прошедшем времени. Вокруг них мерцали огоньки.
– Вчера я тоже ходила, – сказала женщина. – По-моему, он изумительный.
– О, – протянула Винсент. – Я тоже очень хочу его увидеть.
– Вы знаете, кто будет выступать? – через пару секунд переспросила женщина, и Винсент ощутила пронзительную жалость.
– Да, – ответила она. В зале начали аплодировать, и когда Винсент подняла голову, ее брат вышел на сцену. Пол похудел и стал выглядеть заметно старше, а его черный костюм и узкий галстук темного цвета смотрелись как насмешка. Он сошел бы за владельца похоронного бюро. Пол кивнул зрителям, улыбнулся при звуке аплодисментов – как показалось Винсент, с искренним удовольствием – и сел за синтезатор, после чего свет на сцене стал гаснуть. Над его головой загорелся экран: на белом фоне возникла надпись черного цвета «Мелисса в воде»; белый цвет стал перетекать в изображение побережья. Винсент узнала пляж с зернистым песком перенасыщенного цвета у пристани в Кайетт, ослепительно синие воду и небо и неестественно зеленые острова бухты. Музыка Пола сначала напоминала белый шум или плохо настроенное радио. Он воспроизводил сочетания нот на клавишах, и звуки раздавались вслед за виолончелью, к которой прибавлялось тихое монотонное пианино; он перемещался между синтезатором и ноутбуком на стойке, нажимал педали и кнопки и создавал зацикленные мелодии и искаженные звуки, как человек-оркестр. Помехи выстроились в равномерно пульсирующий ритм. На экране вспыхнула жизнь, когда по нему промчались дети. Винсент видела по их лицам, что они кричали и смеялись, но в фильме не было звука. Она помнила это видео. Ее первое лето без матери. Она жила в Ванкувере уже десять или одиннадцать месяцев: часами сидела в одиночестве в подвале у тети и смотрела телевизор и добиралась до школы на автобусе с кучей пересадок – но тем летом поехала навестить отца. Она стояла на пляже и снимала купальщиков, то есть все несовершеннолетнее население Кайетт образца 1995 года: маленькую девочку, чье имя уже забыла – Эми? Анна? – которая остановилась у краешка воды и хихикала, но боялась зайти внутрь; близнецов Карла и Гэри, барахтавшихся в углу кадра; свою подругу Мелиссу, которой уже исполнилось четырнадцать, но на вид она была совсем ребенком, лет двенадцати. Светлые волосы Мелиссы и ее желтый купальник сияли на зернистой пленке с перенасыщенными цветами. Она кувыркалась в воде и смеялась всякий раз, когда выныривала на поверхность. Тремя годами позже она переехала в Ванкувер, поступила в университет Британской Колумбии и поселилась с Винсент в ужасной подвальной квартире в районе Даунтаун-Истсайд; она танцевала вместе с Винсент и Полом в последнюю ночь двадцатого века; в девятнадцать она стала наркозависимой, вылетела из университета, вернулась к родителям в Кайетт и попыталась взять себя в руки; спустя год устроилась водителем и помощником садовника в отеле «Кайетт»; но на видео все это оставалось за кадром, в непостижимом будущем, а она была просто ребенком и плескалась в воде, как рыбка. В музыке была какая-то нестабильность, сбивчивость, которая казалась Винсент неприятной, вроде саундтрека к ночному кошмару, когда хочешь бежать, но не можешь пошевелить ногами, а на фоне шума спорят разные голоса.
