– Встретились.
– Говорили?
– Больше по делу.
– Что-нибудь случилось?
– На заброшенной водолазной станции нашли останки Лены Лейбман.
– Господи, спаси и сохрани! Значит, не утонула?
– Ее убили. Коля приходил, чтобы поговорить об этом. Он расследует дело.
– А я-то грешным делом понадеялась… – пригорюнилась тетя Маша. – Хорошим бы он был мужем тебе, Сонечка.
Софья недовольно скривилась:
– Сама во всем виновата. Уехала, бросила его. Все как-то кувырком.
– Ни в чем ты не виновата! – прикрикнула на нее тетя Маша. – Не возводи на себя напраслину. Никто вам не мешает пожениться сейчас. Он – холостой. Ты – не замужем.
– Поздно, тетя Маша, – вздохнула Софья. – Мы – другие, и все вокруг изменилось.
– Ой-ой-ой! У меня даже давление подскочило. Кто ж тебе такое сказал?
– Поэт… – Софья прочитала на память:
По несчастью или к счастью,
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места.
Даже если пепелище
Выглядит вполне,
Не найти того, что ищем,
– Не слушай ты их! Посади Николая перед собой и все ему объясни: так, мол, и так…
– Поздно. Повсюду одни пепелища.
– Ешь кашу, остынет, – сказала тетя Маша и спросила: – Куда сегодня пойдешь?
– В школу к Аньке. Посмотрю, как она учительствует.
В последний раз в своей школе Софья побывала перед отъездом в Москву. Теперь школа стала гимназией, но в ней ничего не изменилось: в коридорах по-прежнему было чисто и пахло столовской едой.
Анну Софья нашла в кабинете истории на третьем этаже, где она сидела за учительским столом и отчитывала расхристанного мальчишку:
– Начало года, а ты уже отличился. Еще раз такое повторится – без родителей в школу не пущу. Ты понял меня?
– Понял. – Мальчишка кивнул опущенной головой.
– Теперь можешь идти. И не беги по коридору! Спокойно иди! У Павла Алексеевича сегодня шестой урок!
Мальчишка вышел за дверь, и было слышно, как он побежал по коридору.
– Вот паршивец! – нахмурилась Анна. – Хоть кол на голове теши, ему все равно.
Софья прошлась по пустынному классу и уселась напротив подруги.
– Мы были точно такими. Разве не так?
– Мы были еще хуже. – Анна достала из сумки папку и положила на стол. – Вот! Забирай.
– Помню… – Анна провела рукой по картонной крышке. – У меня была такая же.
– И у меня.
– После уроков мы Ленкой шли к вам домой, рисовали, а папки оставляли в комнате у Марты Самуиловны.
– Она частенько перебирает наши рисунки. Говорит, что у всех были способности. – Анна собрала со стола учебники, взяла стопку тетрадей и сложила в портфель. – Я закончила. Идем в учительскую, отнесем классный журнал. – Они вышли из класса, и Анна заперла дверь. – На завтра ничего не планируй, мать приглашает на чай.
Тем временем прозвенел звонок, и в коридоры хлынули толпы учеников. Начались беготня и галдеж. К учительской они едва пробрались.
У дверей им встретился Соколов.
– Все-таки пришла! – воскликнул он, обращаясь к Софье.
Она кивнула на Анну:
– К подруге. Ну, и вообще…
– Как прошел день? – Соколов повернулся к Анне. – С Зубанем разобрались?
– Предупредила: еще одна выходка, и я вызову родителей.
– Увы, это напрасный труд. Его родители нам не помощники. Пьют. Я с ними знаком. Придется вам, Анна Валерьевна, справляться самостоятельно. В крайнем случае подключайте меня. – Он перевел взгляд на Софью: – Как отдыхается?
– Хорошо.
– Не слышу энтузиазма.
– Помните Лену Лейбман?
– Внучку Ильи Ефимовича? Конечно, помню. Я преподавал у вас географию.
– На водолазной станции нашли ее тело.
– Слышал… – сказал Павел Алексеевич и посмурнел. – Хорошая была девочка, и какой горький итог! Я все же надеялся, что она жива.
– В последний раз Лену видели на пляже, поэтому решили, что она утонула.
– Помню, помню… Тем летом поднялась такая шумиха. – Соколов горестно покачал головой. – Ну, что же… Надеюсь, этого мерзавца найдут.
– Кого, простите? – не расслышала Софья.
– Я говорю: надеюсь, что убийцу найдут. – Соколов открыл дверь учительской. – Сейчас вынужден откланяться, много работы.
Анна унесла классный журнал, они вышли из школы и продолжили разговор на улице.
– Смотрю на Павла Алексеевича и удивляюсь. Таким красавчиком был в молодости, и такой обыкновенный сейчас, – проговорила Софья. – Когда-то мы все были в него влюблены.
– А по мне, так он и сейчас красив. И между прочим, его обожают дети. Соколов – наше все, в прошлом году ему присвоили звание заслуженного учителя.
– Кто еще из наших учителей остался работать в школе?
– Пожалуй, больше никто. – Помолчав, Анна продолжила: – Забыла тебе сказать…
– Что еще?
– Я узнала, что Ленкина мать резала вены.
– Из-за того, что дочь пропала?
– Еще до этого.
– Из-за Рылькова, что ли? – догадалась Софья.
– Рассказывают, что он в ее больничной палате в присутствии Лейбмана на коленях стоял.
– Прощение вымаливал?
– Вроде того.
– Рыльков всегда был кобелем, – заметила Софья. – Меня это нисколько не удивляет.
– Теперь этот кобель – наш мэр.
Они дошли до перекрестка и распрощались, договорившись, что завтра Софья придет в гости к матери Анны, учительнице рисования Марте Самуиловне.
Когда Софья подходила к тети-Машиному дому, ей позвонил Николай:
– Можешь приехать в отдел?
– На допрос? – поинтересовалась она.
– Почему сразу на допрос? Просто поговорим.
– Мог бы поговорить вчера в ресторане.
– Ну, хорошо, – признался Николай. – Хочу, чтобы ты перечитала свои показания.
– Зачем?
– Тогда ты была ребенком. Может быть теперь…
– Я была взрослой! – перебила его Софья. – В семнадцать лет я была уже взрослой.
Николай усмехнулся:
– Скажи еще – что в пятнадцать лет Гайдар командовал полком… Прошу тебя, приезжай. Перечитай свои показания и посмотри на них взглядом взрослого человека. Может, что-то еще вспомнишь.
