За время спорадических случаев общения с братом я с очевидностью понял, что Веды — это поиск стабильности, поиск какого-то постоянного качества, лежащего в основе зыбучих песков повседневной реальности. Это описание и я, и многие из моих коллег с радостью могли бы использовать как формулировку задачи фундаментальной физики. Обе дисциплины — литература и физика — разделяют стремление заглянуть за рамки очевидности, доступной повседневному опыту. Однако природа объяснений, при помощи которых каждая из дисциплин надеется продвинуть свое дело, сильно различается.
В середине VI в. до н э. Сиддхартха Гаутама, рожденный принцем в современном Непале и воспитанный на изучении Вед, был сильно удручен доставшейся ему роскошной жизнью и контрастом между ней и теми несчастьями, которые испытывают люди, живущие обычной жизнью. Как рассказывается в знаменитой истории, Гаутама решил отказаться от привилегий и скитался по миру в поисках способа облегчить человеческие страдания. Снизошедшие на него озарения, развитые и распространенные его последователями, в основном уже после его смерти, составляют основу буддизма, который сегодня практикует примерно каждый 12-й обитатель Земли, то есть около полумиллиарда человек. По мере распространения буддистской мысли появились многочисленные родственные секты, но все они сходятся на том, что человеческое восприятие — неверный проводник в реальности.
Многие качества мира кажутся нам, возможно, стабильными, но на самом деле всё и всегда меняется. Отступая от ведических истоков, буддизм отрицает существование в основе бытия неизменной субстанции и объясняет корни человеческого страдания тем, что мы не в состоянии признать непостоянство всего окружающего. Учение Будды очерчивает способ жизни, который обещает неприукрашенный, более ясный взгляд на истину; как и в Ведах, путь к такому просветлению лежит через серию перерождений, финалом которой должно стать завершение круга воплощений и достижение вечного состояния блаженства, отрешенного от желания, от страдания и от себя. Если более ранние придуманные человечеством царства, где жизнь продолжается после этой жизни, представляли собой прекрасный мысленный маневр, призванный разрешить загадку смерти, индуистская и буддистская позиции еще более замечательны. Смерть там видится как новое начало в циклическом процессе, конечная цель которого — окончательное и постоянное освобождение от жизни. Завершение круга перерождений, раз достигнутое, ведет во владения, где исчезает само понятие отдельного существования. Наша недолговечность становится священным ритуалом инициации на пути в безвременье.
Поскольку индуизм и буддизм ищут реальность за иллюзиями повседневного восприятия — и точно так же можно охарактеризовать многие самые удивительные научные успехи последнего столетия, — существует множество статей, книг и фильмов, созданных с целью установить их связь. Хотя можно, наверное, отыскать сходство в подходе и языке, я никогда не встречал чего-нибудь большего, чем метафорические отголоски между отдельными идеями в неопределенном изложении. В описаниях современной физики в популярных источниках, как моих собственных, так и других авторов, как правило, математика опускается в пользу более доступного изложения, но математика, бесспорно, якорь всякой науки. Слова, как бы тщательно они ни отбирались и ни выстраивались, всего лишь перевод уравнений. Использование подобных переводов в качестве базы для связей с другими дисциплинами, я уверен, никогда не поднимется выше уровня поэтического союза.
Эта оценка созвучна по крайней мере некоторым голосам ведущих авторитетов духовных дисциплин. Несколько лет назад меня пригласили принять участие в публичном форуме с далай-ламой. В ходе обсуждения я отметил обилие книг, в которых объясняется, как современная физика заново воспроизводит открытия, сделанные на Востоке тысячи лет назад, и спросил у далай-ламы, считает ли он эти утверждения обоснованными. Его прямой ответ произвел на меня сильное впечатление: «Когда речь идет о сознании, буддизму есть что сказать. Но когда дело доходит до материальной реальности, нам следует обращаться к вам и к вашим коллегам. Именно вы проникаете в самые глубины»30. Помню, я подумал: как чудесно было бы, если бы религиозные и духовные лидеры по всему миру следовали его простому, бесстрашному и честному примеру.
Примерно в ту же эпоху, когда Будда скитался по Индии, еврейский народ в Иудее был наголову разбит вавилонянами и угнан в рабство с родной земли. В попытке систематизировать и сохранить свою идентичность лидеры евреев собрали самые разные письменные источники и велели записать устные истории, собрав из всего этого раннюю версию «еврейской Библии» — Танах — документ, которому предстояло долго развиваться и стать священным текстом авраамических религий, которые теперь практикует более половины обитателей Земли, около 4 млрд человек31. Бог иудаизма, христианства и ислама — всемогущий, всеведущий, вездесущий единственный Творец всего сущего; именно такой образ возникает в воображении очень многих в мире, когда речь так или иначе заходит о религии.
Ветхий Завет рассказывает собственную широко известную историю происхождения Вселенной. Собственно, он рассказывает две такие истории. Первая из них занимает шесть дней, начинается с сотворения небес и земли и завершается сотворением мужчины и женщины; вторая занимает всего лишь один день, в начале которого был сотворен мужчина; пока он спит, на сцену выходит женщина. Поколение быстро следует за поколением, но Ветхий Завет не слишком подробен в рассказе о том, куда отправляются последователи, когда умирают. За исключением пары коротких упоминаний о воскрешениях, там нет никаких обещаний жизни после смерти. Иудейские мистики и толкователи впоследствии высказали множество идей о бессмертных душах, ожидающих иного мира, но не существует ни одного толкования, которое примиряло бы мириад самых разных источников и комментариев. Полтысячелетия спустя эта неопределенность исчезнет, когда христианство разработает теологическую доктрину, наполненную вечными душами, которые сохраняют свою идентичность после земной жизни. Еще через полтысячелетия ислам предложит собственный обширный набор верований на аналогичные темы, согласившись с христианством в его благоговении перед близящимся днем Суда, когда мертвые поднимутся и достойные из них получат вечное небесное вознаграждение, а все прочие будут подвергнуты вечному проклятию.
Те несколько религий, с которыми мы немного познакомились, суммарно исповедуют более чем три четверти всех обитателей планеты Земля. При миллиардах приверженцев природа и стиль религиозной вовлеченности существенно различаются, и если учесть более 4000 религий поменьше, практикуемых в настоящее время в мире, то спектр обетов и специфика содержания доктрин еще расширится. Тем не менее между ними существуют общие черты — к примеру, величественные фигуры, которым удается заглянуть дальше других или которым даруется доступ к историям, объясняющим, как все это началось, как закончится, куда мы все идем и как лучше всего туда попасть. Еще глубже коренится общее ожидание, что последователи религии воспримут Божественный строй мыслей. В мире полно историй, которые могут сообщить, как мы живем. В мире полно деклараций, объясняющих, как нам себя вести. Эти истории и декларации, будучи объединены в религиозную доктрину, поднимаются над всеми прочими, поскольку в сознании адептов они вызывают ту или иную веру.
