Барсучонок отступил в арку. Автобус не отпускал. Он был совсем рядом, и салон горел уютным, апельсиново-жёлтым цветом. Хотелось верить, что всё обойдётся – сейчас будет небольшая свалка, а когда закончат, автобус поедет дальше. Барсучонок отошёл вбок, присмотрелся, на месте ли водитель – и тут два ряда схлестнулись.
Митингующие бросились первыми. Когда до пластиковой стены оставалось пять метров, они обрушились на неё, словно камнепад.
Засвистели цепи, заработали дубинки. Буквально в пяти шагах от Барсучонка человек в шапке и клетчатом шарфе побежал на крайнего ОМОНовца. Тот поднял щит, махнул дубинкой – но человек с клетчатый шарфом вдруг замер и дубинка рассекла воздух. А клетчатый прыгнул – и обоими руками повис на щите.
Крепкий, но гибкий пластик поддался – и изогнулся, словно был картонным.
ОМОНовец замахнулся снова, но не успел. Клетчатый отпустил край щита и щит щёлкнул ОМОНовца прямо по прозрачному забралу. Забрало полетело ко всем чертям, сам он рухнул на землю, лицо перечеркнула кровавая полоса. Клетчатый перескочил тело и начал остервенело лупить его ногами.
На помощь упавшему бросился ещё один. Он врезал клетчатому дубинкой, попытался оттолкнуть его – но тут шею ОМОНовца захлестнула велосипедная цепь и утащила обратно в толпу.
Щёлкали щиты, голосили раненые. Откуда-то из эпицентра свалки послышался треск и хлопок – видимо, щит попался бракованный и разломился.
Каски катились по асфальту, словно отрубленные головы.
Толпа в балаклавах подалась назад. Так прогибается гамак под телом сытого аборигена. А потом Барсучонок различил знакомый запах и понял, что сейчас будет самое страшное.
То тут, то там в толпе загорались красные огоньки. Вот один огонёк полетел – медленно, как тяжёлый майский жук и звонко врезался в каску.
ОМОНовец заполыхал живым факелом. Махнул пару раз дубинкой, потом бросил её вместе со щитом и побежал назад, тщетно пытаясь стряхнуть липкое пламя. Трое ещё не загоревшийся схватили его и потащили прочь, под ударами и плевками. Подошвы хрупали по битому стеклу, а над ними взлетали всё новые огоньки, падали – и загорались огненными лужами.
Тёмные окна домов равнодушно взирали на побоище. Жители усердно делали вид, что их нет дома. По улице полз колючий бензиновый дым.
После нескольких попаданий ОМОНовцы словно озверели. Поредевшая цепь молотила толпу, словно машина и опять теснила её прочь, за автобус и остановку. Взлетели и бессмысленно рухнули ещё три огненные бутылки.
Казалось, сейчас всё и закончится.
И вот в тот самый момент, когда толпу в балаклавах уже сбросили с тротуара и сгоняли в кучу на мостовой, в воздухе щёлкнуло невидимое реле и голоса с площади стали вдруг чёткими и громкими.
– НАРОД ЗДЕСЬ, – провозглашал очередной оратор. Голос был смутно знакомый, – НАРОД С НАМИ! НАРОД ДЕЛАЕТ ТО, ЧТО ОН ХОЧЕТ!
А потом автобус взорвался.
И это был настоящий БА-БАХ.
Сначала была вспышка. Как если бы внутри автобуса просто упала ещё одна бутылка. Но пламя не растеклись, а поползло вширь. Брызнули стёкла и огонь рванул наружу, словно тесто из формы.
По ушам ударило грохотом, взрывная волна швырнула в лицо колючую холодную пыль.
Когда Барсучонок отлип от стены, автобус догорал, похожий на чёрную клетку, рядом валялись тела, всё вперемешку. Остатки ОМОНа бежали прочь, а люди в балаклавах бежали за ними, размахивая цепями и улюлюкая.
Клетчатый не пострадал, он бежал по мостовой ближе всех к дому. Видимо, заметил арку и бросился на Барсучонка.
– Я не причём! – крикнул Виктор, отступая в тьму.
– Хе-хей! – за клетчатым шарфом горел совершенно обезумевшие глаза. Цепь пела над головой и на фоне пылающего автобуса Виктор успел разглядеть, что это не велосипедная и не мотоциклетная цепь. Тонкая и короткая, она состояла из первых секций, и из каждой торчал острый металлический зубчик.
Это была цепь от бензопилы.
Одного удара хватит, чтобы изувечить человека.
Барсучонок много раз видел, как это делается. Он подозревал, что в жизни это сложнее, чем в кино.
Но оказалось, что в жизни это ещё быстрей, чем кино. Настолько быстрее, что он не успел даже заметить. Рука сама выхватила Беретту, щёлкнула предохранителем, дёрнула спуск – а Барсучонок понял, что выстрелил только когда грянул выстрел.
Это было громко. Ещё громче, чем взрыв. Ещё громче, чем на тренировке. Барсучонка словно хлопнули по ушам, а пистолет дёрнулся в руке и чудом не вылетел. Он пошатнулся, отскочил к стене, выстрелил не глядя ещё раз, придерживая второй рукой – и только потом осмотрелся.
Клетчатого нигде не было.
– Снайперы! Снайперы!
В арку бежали ещё несколько человек. Разглядывать их времени не было. Барсучонок отступил ещё на шаг, сжимая Беретту. Он не знал, успели его заметить или нет. Но он был готов дорого продать свою жизнь.
И тут правую руку словно опустили в огонь. Он попытался повернуться и обнаружил, что лежит на асфальте, а арочный проём вращается над головой. Виктор словно лежал в каменной бутылке и кто-то поворачивал её, рассматривал Барсучонка со всех сторон.
Он пошевелил пальцами. Правая рука не чувствовалась, но пальцы на ней пока были. А Беретта отлетела – неизвестно куда.
«Что я Диане скажу?» – с горьким ужасом подумал он, – «Вдруг она как Джеймс Бонд – не может без любимой Беретты».
Он попытался подняться – но ещё один удар боли рубанул его поперёк хребта. Барсучонок захрипел, рухнул обратно и стукнулся подбородком об асфальт. Тяжёлый пузырь дёрнулся из желудка и удался в горло.
Сейчас вырвет. Поел, называется, пиццы.
Его схватили за шиворот, подняли, швырнули к кирпичной стене. Воняло гарью. Сквозь боль, густую, как пастила, он повернул голову и увидел безлико-гладкую сферу шлема.
Под сводами арки топали сапоги. Где-то рядом, за пределом поля зрения, отряд врубался во фланг атакующих.
Надо было посмотреть на руки, убедиться, что левая на месте. Но он не мог. Руки заломили за спину.
– В кармане, – прошептал Барсучонок. Только сейчас он почувствовал, что губы слипаются от крови.
– Пасть завали!
– Левый карман, наружный, – повторил Барсучонок, – Сами смотрите. Вы не знаете, с кем связались. А когда узнаете – поздно будет.
Его ударили об кирпичи два раза – левой стороной лица, правой. Словно два колючих поцелуя в левую и правую щёку.
Но потом невидимая рука всё-таки полезла в нужный карман. Нащупала, что нужно. Поднялась.
Барсучонок чувствовал затылком, как невидимый боец с тяжёлым, хриплым дыханием разбирает, что написано. Неверный свет фонаря дергался, когда его накрывали клубы дыма от полыхающего автобуса, а опущенное пластиковое забрало мешало разбирать буквы.