– Я… не знаю.
– Да вы вообще ничего не знаете!! И неспособны ничему научить. Вы ничего не сделали, хотя отвечаете за школы! Школы всей области под угрозой, а вы ничего не сделали? Что вы вообще здесь делаете? Зачем вообще вы нужны? Вон отсюда, слышите? Вы уволены!
Двойкин поднялся. Руки тряслись, когда он собирал бумаги.
– Ну ладно, ладно, – бормотал он.
– Уходите? Хорошо. Отлично. Даже замечательно. Идём дальше.
Двойкин боком скрылся за дверью.
– Продолжаем, – Адамковский отложил бумагу, – В нашей области господствует террор. Убивают губернаторов, захватывают школы, собираются на митинги. И кто за это отвечает? Скажите, Щур.
Щур пошевелил усами, поднял глаза и произнёс решительным, командирским голосом:
– Ответственность несут террористы.
– Какие террористы?
– Различные.
– Неправильно. За это отвечаете вы! Вы, вы и только вы!
Адамковский повернулся лицом к ближней камере.
– Жители нашего города прекрасно знают из новостей, что на улицах у нас хаос и махновищина. В гимназия – террористы, на улицах – активисты, и даже по делу Кируниной ничего! Уже год мы ищем день и ночь исполнителей этого чудовищного преступления, – а они как сквозь землю провалились. Я – не специалист в поиске преступников. Для этого у нас есть милиция, которой командует Щур. И они никого не могут найти! Никого!
– Мы не успеваем, – заговорил Щур, – у нас с машинами плохо, с бензином плохо, со всем плохо. Деньги-то вы даёте. А они идут к нам через этого Пацукова и по дороге где-то теряются.
– Я не желаю слушать оправданий, – Адамковский даже не повернул в голову, – Я желаю видеть результат работы. Ищите вы плохо и я не могу искать вместо вас. Но я – поставлен народом, чтобы следить за поисками. И я говорю – вы больше не министр внутренних дел нашей области. Нам нужна другая милиция.
Повисло молчание. Было слышно, как ёрзает в кресле уцелевший Пацуков.
– Я позволю заметить, – произнёс оставшийся за кадром Щур, – лишь одну деталь. Чтобы снять меня с должности, необходимо разрешение областного совета. Как и утверждение…
– Ты упустил все свои детали. Выйди вон.
– Вы не уполномочены мне приказывать.
– Я уполномочен народом! Я – человек от народа. Я сам народ. И народ вам говорит – вон отсюда!
– Говорите, что хотите.
– Охрана! Выкинуть прочь этого придурка. Пусть все видят – народ не обманешь!
Послышался грохот – это Щур бросился через стол на губернатора. Потом его схватили охранники и поволокли к выходу.
Адамковский улыбался и медленно кивал на камеру. Всё шло, как и положено.
Снова послышался грохот.
– Что такое? – губернатор нахмурился и повернулся за пределы кадра.
– Дверь! – ответили из-за кадра, – Дверь заперта?
– А почему она заперта.
– Этот запер, – виновато ответил всё тот голос, – Как его… фамилия такая смешная?
– Ничего не работает! – взревел Адамковский, – Всё сломал! Да что это такое?
– Я хотел бы сказать… – начал из-за кадра голос Щура.
– В окно его! Прочь с глаз моих! Чтобы я этих придурков больше не видел!
Щура опять поволокли через зал, мимо камер. Лязгнула длинная рама, зазвенели стёкла.
– Всё правильно, – изрёк Адамковский, – На клумбу его!
И Щур вылетел.
Окно закрылось. Неразличимые силуэта охранников расходились по местам.
– Так, замечательно. С этими бездарями по-другому нельзя. Их надо гнать, без жалости. Кто-нибудь ещё хочет что-то сказать?
– Я хочу, – ответил низкий голос.
Зарецкий сидел мрачный, всё в тех же очках и положив руки на стол. У него не было ни бумаги, ни ручки – ничего.
– Да, разумеется, говорите, – бросил Адамковский, – Мы, народ, готовы выслушать ваш план стабилизации обстановки в городе.
Зарецкий сделал паузу, пока переключали камеру.
– Перед нами стоит две проблемы, – начал он, – Во-первых, это проблема с захваченной школой. Уже установлено, что террористы захватили её, чтобы привлечь к себе внимание. Им это удалось, но они оказались в затруднительном положении. Им совершенно непонятно, что делать дальше. Возможно, им придётся сдаваться или взрывать школу. Сдаваться не интересно, взрывать школу – страшно. Такова ситуация.
– Очень разумно, – кивнул губернатор, – очень разумные вещи вы говорите.
– Вторая проблема – это народное недовольство, – продолжал Зарецкий, – В область вернулся Самди, и по разным каналам стягивает в город всякую буйную молодёжь. Вы – губернатор от народа, но народу сейчас непросто. Власть – это голова. Люди готовы отрубить себе голову. Они надеются, что вырастет новая, ещё лучше.
– Я надеюсь, – Адамковский опять улыбнулся, – что у вас есть план предотвращения подобной провокации.
– Разумеется. В подобной ситуации наиболее разумной мне представляется отставка губернатора.
В наступившей тишине было слышно, как за стёклами проехал очередной грузовик.
– Простите, вы что сказали? – губернатор нахмурился.
– Основным требованием митингующих будет отставка губернатора. Соответственно, если губернатор действительно подаст в отставку…
– А что будет с областью?
– Мы сможем это уладить.
– Ваша шутка затянулась.
– А народ полагает, что затянулся ваш срок.
– Вы забываетесь!
– А вы забыли, что вас поставил народ. Поймите, ваше время вышло, – теперь Зарецкий смотрел Адамковскому в лицо, – Либо вы уйдёте сейчас и бунт захлебнётся. Либо вас вынесут.
– Я повторяю мой вопрос – что будет с областью?
– Она никуда не денется. И у вас будет возможность честно пойти на выборы.
– Послушай, ты забываешься. Ты угрожаешь человеку, которого избрал народ.
– Если народ вас избрал, – спокойно ответил Зарецкий, – он изберёт вас и ещё раз.
Адамковский откинулся на спинку кресла.
– Очень хорошо, – произнёс губернатор, – Очень дельное предложение. И я тоже предлагаю. У тебя же всё предусмотрено, я правильно понял?
– У меня, – ответил Зарецкий, – предусмотрено намного больше, чем вы думаете.
– Замечательно. А вот что я скажу. Народ говорит вам – вон отсюда! Вы уволены.
– Как скажете, – Зарецкий поднялся, – я сказал, что скажу.
Он отстранил рукой подошедших охранников.
– Я сам выйду! И ещё – не надо камер, не надо, – он подошёл к двери, что-то сделал с ручкой и дверь открылась. В проёме он остановился и устало посмотрел на губернатора.
