А старый доктор нахмурился и возразил:
– Прежде всего – гимнастика, единственное надежное лечение. Иначе ребенку понадобится ортопедический корсет.
Ему прописали комплекс укрепляющих упражнений – наклоны к ступням, кувырки, стойка на голове с опорой ногами о стену. Утром до завтрака Бидди с ним занималась, то бишь страховала от падений.
33
Брайди
Темнело рано, поэтому уже в семь часов Брайди зажигала лампы – сперва двухрожковое медное бра в вестибюле, затем светильники поменьше на противоположной стене и спиртовые фонари на винтовой лестнице.
Она уже приучила Винсента: раз зажглись лампы, пора укладываться в постель.
Поднимаясь по лестнице, напомнила: держись за перила.
Едва миновали площадку, как светильник мигнул и погас, подъем закончили в темноте.
– Свечку-то я не взяла, – сказала Брайди. – Сумеешь довести меня до своей комнаты?
Окатило волной счастья, когда маленькая ладошка ухватила ее руку.
– В приюте были электрические лампы, – сказал Винсент, ведя ее по темному коридору. – А здесь такой великолепный дом и нет электричества.
Всякое его воспоминание о приюте было как удар в грудь.
– Приют-то в городе. – В кармане фартука Брайди нашарила спички и зажгла настенный светильник у двери в детскую. – А в деревню всё новое добирается медленно. Вон как долго ты сюда шел. Пять лет!
– Почти шесть, – сказал он, серьезный ребенок. В конце месяца у него был день рождения.
* * *
Закрыв дверь уборной, Брайди напустила ванну. Обычно она купала мальчика сразу после ужина и, расчесав ему кудряшки, переодевала в выглаженные рубашку и штаны. Но сегодня Сары и Эдмунда не было дома.
Всё это время Брайди выпытывала у него о его прежней жизни: что он делал, как с ним обращались, чем кормили. Однако отвечал он неохотно.
– Мама не велела об этом рассказывать.
И всякий раз ей хотелось крикнуть: Я, я твоя мама! Посмотри на меня! Неужто не помнишь мой голос, мой запах? Но их разделяли пять лет. Для него – целая жизнь.
– Тебя там не обижали? – спросила она, раздевая его. Винсент не любил расспросы о приюте, но вот не сдержалась.
– Нет, – сказал он.
– А что тебе больше всего нравилось?
Он помолчал. Брайди сняла с него белье и помогла забраться в ванну.
– Во дворе стояла красная лошадка на пружинах, – наконец сказал Винсент. – Я любил на ней скакать. – Вода плеснула через край, когда он запрыгал, изображая скачку. – Только к лошадке всегда была очередь.
– А что больше всего не нравилось? – Брайди напряглась, надеясь, что не услышит ничего страшного.
– Роба.
– Что? – испуганно вскрикнула она. Ей послышалось «у гроба».
– Полосатая роба, которую мы носили. Она кусачая.
– Ты ее больше никогда не наденешь, – пообещала Брайди, намыливая его. Какая у него безупречная кожа! Она поцеловала его в маковку, вдыхая запах волос.
Винсент заулыбался. За время, что он здесь, у него округлились щеки.
После купания Брайди закутала его в белое махровое полотенце, хорошенько вытерла и одела в ночную рубашку; расчесала густые кудряшки и поцеловала ямочку на подбородке, точно такую же, как у его отца.
34
Винсент
Веллингтон, Коннектикут
1915
– Скажи «эти». Скажи «девчонка».
Он повторял, и дети смеялись, передразнивая:
– Энти! Дефщонка!
Услышав, как это звучит в чужих устах, он смущался и краснел.
Воспитательница мисс Нельсон носила большой кружевной бант, закрывавший ее горло. Бант был на ней всегда – видимо, как часть униформы. В детсаду было холодно. Младшая группа располагалась на первом этаже, старшая – на втором. Когда класс сильно выстужался, воспитанникам разрешали взять чурбачки из кучи в углу и усесться на них, как на табуретах, вокруг печки в центре комнаты. Волны тепла, исходившие от печки, казались невидимыми ласковыми руками. Мисс Нельсон что-нибудь рассказывала, и они себя чувствовали ковбоями у лагерного костра.
Иногда воспитательница читала им книжки. Больше всего ему нравилась книжная серия «Мои маленькие родичи», в которой рассказывалось о детях в разных странах. «Маленькие родичи из Голландии» носили яркую одежду и деревянные башмаки, а «Маленькие родичи из Германии» маминого отца тоже называли дедулей.
Однажды мисс Нельсон прочитала о «Маленьких родичах из Ирландии». Оказалось, дети там ходят грязные и едят картошку прямо из земли. Одна девочка подняла руку и сказала, что в церкви ирландцы поедают тело и пьют кровь. Дома он расспросил Бидди и из непонятных ее слов уяснил одно: насчет тела и крови – всё правда. Какое счастье, что его новые родители протестанты! Неудивительно, что в названии церкви, куда ходит Бидди, есть слово «печали». Ноги его там не будет, хоть он и обещал няне как-нибудь пойти с ней на службу!
* * *
Каждое утро Нетти давала ему судок, в который укладывала сэндвичи (вяленое мясо на толстых ломтях хлеба) и овсяное печенье. Когда мисс Нельсон объявляла обед, класс наполняло шуршание оберточной бумаги, а он доставал свой судок. Но ничего не ел. Весь провиант он тотчас отдавал соседу по парте, которого звали Мэрион. Он-то всегда думал, это женское имя, но оказалось, нет. Мэрион кивком его благодарил и прятал подношение от всевидящих глаз мисс Нельсон, которая иногда останавливалась возле их парты и, глянув на пустой судок Винсента, говорила: «Свет не видел такого быстрого едока!» Шутливая похвала была приятна, но он мысленно заклинал воспитательницу поскорее отойти, дабы урчание в животе не выдало его секрет.
Он твердо решил в детсаду не пить и не есть. Если в него ничего не входит, то и выходить нечему.
Он не хотел посещать нужник. В свой первый день он туда наведался в сопровождении девочки из старшей группы, которой велели ознакомить его с местоположением сего заведения. Хибарка приютилась в рощице на задах детсада. Под ногами скрипел снег, с каждым шагом усиливалось зловоние.
– Для девочек с этой стороны, а для мальчиков с той, – объяснила провожатая и, выпустив его руку, скрылась во мраке женской половины. Он приблизился к темному бездверному проему. Вонь стояла одуряющая. Во дворе, где жили Макналти, был уличный сортир, но он им никогда не пользовался. В доме имелся ватерклозет: деревянный рундук с откидной крышкой и устройство с медной цепочкой, которое выпускало водяную струйку, смывавшую следы твоего пребывания.
Стараясь не дышать, он ступил в темноту. На стенном крючке висел ежегодник. Из опыта он знал, что страницы с глянцевыми картинками мягче.
