Вернувшись домой, она показала брошюру Брайди.
Та взглянула на детские портреты, и ее затрясло.
– Нужна лупа. – Брайди кинулась к буфету, достала увеличительное стекло и вновь посмотрела на фото. – Кажется, это он.
Сара вгляделась в портрет малыша.
– Но его зовут не Микен, а Винсент.
– Им дают другие имена. Возраст совпадает – пять лет. – Брайди поднесла лупу ближе. – И дата рождения! И он рыжий! – Глаза ее увлажнились.
Пока что эти дети казались Саре ангелами, сошедшими с неведомых небес, об их корнях она не задумывалась. Но ведь все они были откуда-то родом.
– На лицо вылитый Том. Почему же до сих пор он не в семье? Может, с ним какая беда случилась? – Брайди расплакалась.
Сара ее обняла и погладила по голове.
– Возможно, подходящая семья еще не нашлась.
Наверное, так оно и было. Активистка обмолвилась, что самых красивых и смышленых сирот богатые семьи увозили в загородные особняки, дабы дети росли на свежем воздухе.
Брайди высвободилась из объятий и краем передника отерла глаза. Сара смотрела на нее и видела по-новому. Чистая кожа, ясный взгляд. Красивая фигура, никаких физических изъянов. По рассказам, и Том был хорош собой. Оба ирландцы, но в брошюре об этом не сказано. И потом, ирландская кровь не делает ребенка ирландцем.
Согласно последним теориям, характер формирует не кровь, но среда, утверждала брошюра.
Усыновленный ребенок унаследовал бы не только фамилию Сары и Эдмунда, но также их национальность.
И он был бы американцем больше, нежели взращенная во Франции дочь Рейчел – девочка, которая начнет гулить на иностранном языке.
Идея захватила Сару. Как же она раньше об этом не подумала? Усыновление ребенка Брайди (если это он) соединит ее с малышом, в которого она влюбилась с первого взгляда, и станет для его родной матери даром, навсегда избавляющим ее от тоски. Кроме того, малыш будет старшим ребенком в новом поколении Холлингвортов. Сара предполагала (позже Эдмунд это подтвердил), что по букве завещания мальчик считался бы первым наследником.
* * *
Но Эдмунд был против усыновления. Раз уж нам не суждено иметь своих детей, я предпочту остаться бездетным, говорил он, и свекровь его в том поддерживала, рассказывая истории, плохо закончившиеся для этаких милосердных благодетелей. Дальний родственник Портеров усыновил мальчишку, чтоб помогал на ферме, а тот закурил в сарае и сжег его дотла.
Шло время, Сара продолжала упрашивать, и теперь Эдмунд отмалчивался, что означало раздумье над устранением препятствий на пути к исполнению ее желания.
Часть вторая
31
Винсент
Нижний Ист-Сайд, Манхэттен
1967
Ему исполнилось пятьдесят восемь, но память о событии в четырехлетнем возрасте была жива и мгновенно откликалась на звук, запах и вид вспыхнувшей спички, которой чиркнул сосед в вагоне подземки.
Это случилось перед Великой войной.
Было утро. Они с Лоло стояли у окна и, нетерпеливо ожидая завтрака, смотрели, как во дворе мать развешивает белье. Двор представлял собой заросшую сорняками узкую полоску земли, что разделяла зады двух домов. Он любил там играть.
И сейчас хотел бы оказаться во дворе, а не стоять рядом с сестрой. Набрал бы щепок, камешков и всякого мусора, из которых построил бы крепость. Большие мальчишки всегда ломали его крепости, но это неважно. На то они и большие, чтоб делать чего захотят. Все равно приятно, что его постройки привлекают внимание.
На столе лежал спичечный коробок. Лоло хотела его цапнуть, но он шлепнул ее по руке. В отсутствие родителей он оставался за главного. Отец был на работе, внизу мать взяла из корзины влажную простынь, встряхнула и, вынув изо рта деревянную прищепку, пришпилила к веревке, уже провисшей под тяжестью соседского белья.
Нельзя баловаться со спичками, предупреждали родители, но ему стало интересно, что будет, если одну взять и чиркнуть. Кроме того, хотелось щегольнуть перед Лоло. Она была на два года младше. Он звал ее Лоло, а она его – Тодди. Он забыл это свое прозвище, и когда много лет спустя она о нем напомнила, перед ним, сорокалетним мужчиной, сидевшим напротив нее за обеденным столом, возник образ девочки с пухлыми ручонками в ямочках и мягкими блестящими кудряшками. Она разыскала его по записке, обнаруженной в вещах матери. Он удивился, узнав, что ее настоящее имя – Алиса.
* * *
В ушах зашумела кровь, когда он медленно выдвинул коробочку из-под крышки с чеканным лицом индейца в перистом головном уборе и, просунув два пальца в образовавшуюся щель, вытащил спичку. К нему прижалась Лоло, сгоравшая от любопытства. Он ее отпихнул и осторожно провел красной головкой по темному боку коробка. Зашипело, восхитительно пахнуло серой, и спичка ожила. Лоло задохнулась от восторга. Обоих заворожило пламя, плясавшее у его пальцев, – желтое, потом голубое и опять желтое. Затем оно съежилось и превратилось в извилистую дымную струйку, вознесшуюся к потолку.
Он выглянул во двор – мать все еще занималась бельем. Это хорошо. Теперь она развешивала отцовские воротнички от рубашек, на что уйдет время. Он вынул вторую спичку и чиркнул головкой по коробку. Лоло сунулась вперед, и пламя едва не подпалило ей волосы.
– Не лезь! – Он оттолкнул сестру и зажег новую спичку. Пламя вспыхнуло и погасло. В комнате стоял сильный запах серы, от которого слегка горчило во рту. Вкус этот нравился. Он чиркнул очередную спичку, и тут ветерок колыхнул занавески. Казалось, тюль решил поиграть – подхватив огонь, перекинул его другой занавеске и обоям. Мальчик выронил коробок, высунулся в окно и позвал мать. Та обернулась, бросила воротничок и, подхватив подол, одним махом взлетела на крыльцо.
Он схватил Лоло за руку и оттащил от окна в огненном обрамлении. Пламя пожирало обои с узором из чайников, словно надумав вскипятить в них воду. В комнате, наполнившейся густым черным дымом, стало трудно дышать. Надо вывести сестру, но как отыскать дверь?
– Не реви, – сказал он ей и себе. Хоть бы она перестала вопить, и он смог бы подумать. Свободной рукой он нащупывал дорогу из комнаты: вот стол, рядом стул, вот диван, буфет, шкаф, ага, батарея, теперь вешалка, а вот и дверь, за которой (какое счастье!) была их мать. Он никогда не видел ее такой: выпученные глаза, взмокшее лицо, перекошенный рот. Она схватила Лоло в охапку и крепко взяла его за руку. Как хорошо, что он больше не главный.
По лестнице спускались бегом, он боялся упасть. Мать тащила его за руку. Миновали площадку.
– Горим! – кричала мать. – Пожар!
Соседи выскакивали из дверей, несли детей на руках, волокли вещи, давились в тесной прихожей и вываливались на улицу, крича, чтоб вызывали пожарную команду.
Запомнилось, как с железной лестницы дома напротив он наблюдал за происходящим. Пожарные размотали огромный белый рукав, подсоединенный к паровой помпе на задах повозки. Лошадей в шорах отвернули от огня. Рукав изрыгнул струю, которая через окно проникла в квартиру и наполнила ее водой, точно аквариум.
