– В Нью-Йорке миссис Кэнфилд создает новую миссию. Каждую среду она будет поездом возить туда группу добровольцев – поработать в доме для бедных.
Заложив пальцем страницу, Сара закрыла книгу и сосредоточила внимание на перспективе еженедельных поездок в Нью-Йорк.
Отец молчал. Потом вынул трубку изо рта и, взяв серебряный тампер, стал увлеченно трамбовать прогоревший табак в чашке.
– Я поеду, ладно? – спросила Рейчел.
– Можно, я поеду? – поправила ее Ханна, выкладывая костяшку домино.
– Мала еще! – огрызнулась Рейчел.
Похоже, остаток табака отца удовлетворил – он опять вставил трубку в рот. В стеклах его очков без оправы отражался огонь камина.
– Ты сама еще слишком юна и можешь стать жертвой тамошних негодяев, – сказал отец.
Будь Сара на месте Рейчел, она напомнила бы ему, что девятнадцать – вовсе не детский возраст. Их матери было именно столько, когда он ее обольстил, а в двадцать она вышла за него замуж. Он все еще считал своих девочек маленькими, а в других семействах матери уже присматривали женихов своим взрослым дочерям. К счастью (с оттенком печали), заняться этим для Сары было некому.
Но Рейчел промолчала. Видимо, подобная мысль ее не посетила либо твердость отцовского тона дала понять, что упрашивать бесполезно. В слезах она кинулась в свою комнату наверху.
Однако зерно упало: неплохо бы совместить христианское милосердие с осмотром нью-йоркских достопримечательностей, подумала Сара.
9
Сара
Смерть ее матери стала шоком даже для доктора Спенсера, многолетнего семейного врача Холлингвортов. И он, и акушерка считали, что всё пройдет благополучно. Мать была из рода Стентонов, то бишь крепышка. И уже родила пятерых здоровых ребятишек. В последние недели беременности она соблюдала рекомендованный укрепляющий режим: лежа в постели и любуясь озером, вдыхала холодный бодрящий воздух, проникавший через дверь французского окна, которое ежедневно, даже зимой, на час оставляли открытым. Благотворность пребывания в Желтой комнате подтверждали все прежние удачные разрешения от бремени.
* * *
Саре было двенадцать лет. Перед уходом в школу она дважды чмокнула маму в щеки: один чмок ей, второй – ребеночку. Всё было хорошо. Обложенная подушками, мать прекрасно выглядела в розовом стеганом халате, на котором были вышиты ее инициалы (рождественский подарок от Сары).
– До свиданья, милая, – сказала мама.
Позже Сара вновь и вновь вспоминала эти слова, выискивая в них оттенок прощания навеки.
* * *
Она училась в шестом классе, который вела миссис Фландерс. В тот день, когда она вернулась с уроков, в кухне никого не было – ни поварихи, ни Нетти. В начальной школе, где учились Бенно и Ханна, уроки заканчивались позже. В прихожей повесив пальто и шапку, Сара пошла наверх к маме. Необычная тишина в доме могла уведомить ее: что-то не так. Но Сара ничего не заметила, ей не терпелось поздороваться с мамой и отпроситься вечером покататься на коньках с Лил. Будет полная луна. Лед пока не растаял, но другой возможности поскользить по озеру в этом году уже, наверное, не представится.
Дверь в мамину комнату была закрыта – знак, что там акушерка. Обычно Сара прислушивалась, прежде чем постучать. Но едва она приблизилась к двери, как та распахнулась и на пороге возник отец. Почему это он дома днем?
Отец закрыл за собою дверь, посмотрел на Сару, но ничего не сказал, только достал из жилетного кармана часы и, щелкнув крышкой, чуть наклонил их, вглядываясь в циферблат. В сумраке коридора часы сияли, точно маленькая луна.
– Папа, – окликнула Сара.
Отец повернулся к ней, и она увидела нечто невероятное.
Его глаза – покрасневшие, мокрые. Он плакал.
– Мама и ребеночек упокоились, – через силу сказал отец. Он вновь перевел взгляд на циферблат, потом резко захлопнул золотую крышку, судорожно сунул часы в карман и пошел к винтовой лестнице, бесшумно ступая по ковровой дорожке.
Сара смотрела, как он медленно исчезает: сначала скрылись его ступни, потом колени, затем плечи и, наконец, голова. Лишь когда он весь пропал из виду, до Сары дошел смысл его слов. Мама и ребеночек не успокоились. Они умерли.
Сара инстинктивно отпрянула от двери, но потом что-то притянуло ее к этой преграде, отделявшей от матери. Пальцы зависли над хрустальным набалдашником дверной ручки и, помедлив, обхватили его. Если ручку повернут с той стороны, значит, Сара всё не так поняла и может войти. Пальцы чутко прислушивались, словно лежали на спиритическом блюдце. Ручка не шелохнулась. Согнувшись, Сара припала ухом к замочной скважине. Тишина.
Рука, будто по собственной воле, повернула ручку. В комнате полумрак. Шторы задернуты. На кровати едва различимый серый холм. На фоне окна силуэт акушерки миссис Данстейбл. Спиной к Саре, она с чем-то копошилась.
Сара подошла к кровати. В воздухе почему-то пахло железом. Сара нагнулась поцеловать маму, но, едва коснувшись губами ее щеки, отшатнулась, пораженная страшным холодом, никогда прежде от нее не исходившим.
– Сара, дорогая! – Миссис Данстейбл приблизилась, комкая в руках испятнанное покрывало. – Господь призвал твою маму. Он позволил ей взять с собою малышку, теперь они неразлучны. Поцелуешь на прощанье свою сестричку?
Теперь Сара разглядела, что сверток в ее руках – не покрывало, а темное неподвижное тельце.
Она выскочила из комнаты, грохнув дверью.
Аккуратнее, не хлопай дверью! – всегда говорила мама. Но сейчас это уже не имело значения.
В своей комнате Сара упала на кровать, застеленную ватным одеялом, и заплакала, уткнувшись лицом в вышитые синим шелком звезды. Потом сползла на пол, встала на четвереньки и достала из-под кровати коробку. Сняла крышку, откинула бумагу. В коробке лежали ее некогда любимые куклы. Мамины подарки к дням рождения. Уже давно Сара в них не играла. Три куклы с фарфоровыми ручками-ножками и матерчатыми туловищами, набитыми опилками. Не заботясь о том, что помнет атласные платьица и шелковые шляпки на головках с натуральными волосами, Сара схватила кукол в охапку и прижалась к ним заплаканным лицом. Наверное, она больше никогда к ним не прикоснется.
* * *
Друзья, родственники, соседи и сотрудники фабрики выражали соболезнования. На парадных дверях висел скорбный дар церкви – венок из белых цветов, перехваченных траурной лентой. Поступали открытки, цветы, поминальные пироги. Еду в тарелках, обернутых посудными полотенцами, к черному ходу доставляли дети поварих, служивших в соседних домах. Миссис Симпсон, кухарка Холлингвортов, обитавшая в сторожке мистера Симпсона, который отвечал за колку дров и стрижку газона, охотно принимала все подношения. Даже она, отменная повариха, не справилась бы с потоком гостей, таких голодных, будто их год не кормили.
