В заключение можно сказать, что эстетической ценности произведения нет; она приходит, она делается, она вечно живет или умирает. В мыслящем эту ценность индивидууме она представляет собою лишь результат давления на него специальной среды; эстетическая ценность истинна в глазах современной публики; эта ценность иллюзорна или просто проблематична, если мыслящий ее индивидуум не опирается на представление о публике идеальной, возможной, будущей или даже прошедшей. Но во всех случаях ценность существует лишь в том случае, если имеется представление о публике. Вне его есть удовольствие, забава, индивидуальный каприз, убеждение, обоснованное желание – все что угодно, хотя все это может быть весьма интенсивным, весьма соответствовать нашей природе, быть даже непреодолимым, как линия наименьшего сопротивления. Но нет здесь того специального чувства обязанности, превосходящего нас авторитета, недосягаемого для нас идеала, которому мы подчиняемся и, при надобности, приносим жертвы; нет чувства, влекущего нас за пределы нашего «я» и возвышающего нашу личность, выражающую лучшее, что есть в ней, и заставляющую ее превосходить самое себя.
Мнимая универсальность абсолютных догматиков, тожество природы индивидуальных существ, т. е. лишенных, согласно смыслу этого понятия, общего мерила, этой антиномической химеры индивидуалистов, становится, таким образом, для хорошо понятого релятивизма организованною, санкционированною, социализированною общностью. Отсутствие исключения само по себе не имеет никакого значения, лишь организация и солидарность единственно служат источниками чувства эстетического императива, т. е. ценности.
Результат нашего исследования можно кратко резюмировать следующим образом. В наш научный век эстетика, эта философия художественной критики, или совсем обречена на гибель, или, перешагнув через импрессионизм, она будет догматичной. Догматизм будет лишь запоздалым пережитком традиционного учения, если из абсолютного он не станет относительным. Эстетический релятивизм, наконец, будет законченным лишь в том случае, если он действительно распространится на все отношения, ибо существуют другие отношения, кроме индивидуальных и даже между индивидуальных, т. е. когда он неизбежно все более и более будет принимать социологическую точку зрения. Таково важнейшее заключение, вытекающее одновременно и из трудов наших историков, и из трудов наших современных выдающихся критиков, начиная с наиболее склонных к импрессионизму и кончая наиболее догматичными, и из трудов наших наиболее строгих в методологическом отношении новейших эстетиков. Вот почему надо надеяться на новый синтез трех указанных выше дисциплин, на слияние их в философию художественной критики, истинное будущее современной эстетики.
