Наиболее решительный эстетический догматизм, правильно понятый, и не требует большего: объективность его законов есть лишь общность индивидуальных впечатлений; и эта общность никогда не в состоянии достичь абсолютной универсальности, ибо удобная классификация впечатлений находится в вечной эволюции, и наши соседи или наши потомки всегда находят или найдут классификации, более отвечающие запросам их науки. Научный релятивизм и релятивизм эстетический точка в точку соответствуют друг другу, хотя разделяющие их оттенки бесконечны: таково свойство всех оттенков в мире. Подобно ученому, теоретик эстетики откажется именовать удобство своих гипотез случаем. Следовательно, и он дерзнет говорить о законах. Он сможет, он должен будет это делать без предубеждения просто потому, что ему понятна «ценность науки» даже в искусстве!
Глава вторая. Относительный догматизм критиков искусства
Традиционный догматизм, как известно, представляется обычно как догматизм абсолютный. Абсолютным был, например, догматизм платоников, выступавший во имя Идеи Прекрасного; или, начиная с эпохи Возрождения, догматизм авторов правил или же мнимых аристотелевских или классических предписаний; абсолютным был и противоположный ему догматизм немецких или французских романтиков, с их революционным догматом недосягаемого гения, – худший из видов догматизма ввиду его произвольности; догматизм всякого академизма в пластических искусствах; догматизм всех почти направлений в музыке – вагнеризм, дебюссизм и дендизм (d'Indy), – если брать самые последние течения; наконец, догматизм индивидуалистической эстетики вообще, ибо достаточно, по мнению ее сторонников, формулировать в отвлеченной форме личное свое убеждение, чтобы оно тотчас же возымело силу для всех людей и всех времен.
Но все теоретики абсолютной красоты, рано или поздно, приходят к защите пред лицом этого абсолюта священных прав личности, вдохновения, гения, прав свободы и творческого воображения. Поэтому их эстетический кодекс всегда можно резюмировать в единственном декрете, состоящем из следующих двух статей, не свободных от противоречий:
«Статья 1. Искусство обладает непреложными законами (перечень коих следует).
«Статья 2. Однако никто не обязан повиноваться этому декрету».
И не только никто не обязан повиноваться этому декрету, но всякому сколько-нибудь оригинальному таланту даже вменяется в обязанность нарушать его. У якобинцев, этих закоснелых догматиков, восстание против закона так же постоянно считалось «священнейшим правом и непреложнейшей обязанностью». И в самом деле, у кого недостает чувства всеобщей относительности, тому эволюция всегда представляется лишь как ряд революций. Итак, для всякого абсолютного догматизма существуют непреложные законы прекрасного, но никто не обязан подчиняться им, гений даже обязан не подчиняться им.
Отнюдь не требуется иного опровержения догматизма, кроме вышеприведенного, которое само напрашивается на вывод: опровержение это опирается, кроме того, на факты, т. е. на всю эволюцию, являющуюся полною противоположностью всякому абсолютизму.
Однако в этих понятиях кроется недоразумение, которое необходимо рассеять.
«Если существует эстетика, – пишет Реми де Гурмон, – то это обязывает нас признать, что существует абсолютная красота и что произведения считаются прекрасными по степени их приближения к этому расплывчатому и снисходительному идеалу». Ничто столь не вредит современному догматизму, как это старинное смешение понятий, тысячу раз повторенное после Платона. Как раз наоборот: догматизм не необходимо абсолютен. Принцип его состоит в том, что существуют законы. Но законы не что иное, как отношения. Достаточно вспомнить это, чтобы тем самым выйти не из догматизма, а из абсолютизма.
В самом деле, существует другой вид догматизма, сотканный не из абсолютного, а из относительностей, стремящийся лишь к приумножению в опыте числа связей, определяющих ценность художественного произведения, и к открытию в этих связях необходимых отношений, т. е. законов. Для него более не существует абсолютной и неизменной сущности красоты, красоты в себе, неизменного архетипа, но лишь законы красоты, т. е. сумма определенных и весьма изменчивых условий, находящихся в постоянной эволюции, иначе говоря, законы отнюдь не универсальные в строгом смысле слова, но необходимые и, следовательно, общие в той именно мере, в какой их условия повторяются. Таким образом, абсолютный догматизм выражает лишь минимальную долю постоянных условий, остающихся неизменными в процессе эволюции, ибо все данные в опыте условия необходимы, но не все повторяются.
Подобно тому, как прохождение такой кометы, которую видели лишь однажды, все же подчинено законам, притом тем же самым законам, что и прохождение другой кометы, совершающееся периодически, так и данное произведение искусства, хотя бы оно являлось единственным и никогда не повторяющимся экземпляром, все же подчиняется столь же необходимым законам, как если бы его тип встречался во всякой среде и во всякое время.
Так, например, абсолютный догматик, извлекши из нескольких типических примеров сущность эпопеи, должен полагать, что данная эпопея может повториться в цивилизованной среде, оставаясь столь же, если не больше, прекрасной, как и в первобытном обществе, если только сохранены абстрактные законы вида. Догматик-релятивист не менее убежден в том, что эта красота имеет необходимые законы. Но он считает их более конкретными, а следовательно, более относительными. Самая идея первобытной, например, среды входит как составная часть в его представление красоты; и, с этой точки зрения, эпопея эта неизбежно повторится также во всякой первобытной среде, уже достигшей вполне развитой формы цивилизации; однако красота ее не будет вполне понятна даже для нас, если – с помощью усилий мысли и, в случае надобности, эрудиции – мы не перенесем ее опять в ту же первобытную среду, от которой она неотделима. Всякое иное понимание было бы пониманием Шаплена, Вольтера или Макферсона, а это в настоящее время было бы бессмыслицей или лицемерием.
I. Натуралистический догматизм Тэна
Эстетический метод Тэна предполагает, прежде всего, абсолютную веру в психологический и социологический детерминизм, глубокое убеждение в том, что существуют необходимые законы, управляющие всяким состоянием и всякой эволюцией как индивидуума, так и общества. «Творческое изобретение художника и симпатии публики – все это возникает самопроизвольно, свободно и на вид столь же капризно, как дуновение ветра. Тем не менее, подобно дуновению ветра, все это зависит от вполне определенных условий и управляется неизменными законами»
[153].
Подобный сознательно догматический детерминизм может привести к двум последовательным результатам; он представляет два взаимно обусловленных «момента»: констатирование иобъяснение фактов, суждение и установку ценностей – фазис теоретический и фазис нормативный. Мы уже видели, как один неизбежен после другого.
Установка и объяснение эстетических фактов влечет за собой, в свою очередь, два достаточно разнородных действия: исследование общностей и изучение индивидуальностей. Одно главным образом индуктивно, другое – преимущественно дедуктивно.
