Шарахалась совсем недавно…
– Пятьдесят на пятьдесят. Я сама ещё до конца не осознаю, что со мной происходит. Я бегала, пряталась, рефлексировала. Занималась полной ерундой. Жалела себя. Вместо того, чтобы жить. Я молчала, когда надо было с тобой поговорить. И сказать, что мне нравится, а что – нет. Услышал ты или нет – это уже другой вопрос. А я пряталась. Как делала это всю жизнь. Даже с Русланом… Мы так и не поговорили. Я прочитала информацию и… всё. Поэтому, наверное, грех так говорить, но, может, моя болезнь и была дана, чтобы я могла переосмыслить мою жизнь?
В голове Седого точно ядерная бомба взорвалась, и он не смог совладеть с эмоциями.
– Не смей так говорить! И думать не смей!
– Снова рычишь, Григорий Максимович?
– Твои слова… Они…
– Гриша, я говорю, как есть. Ты последнее время вон мне сколько откровений сделал, пришла и моя очередь. Я всю жизнь считала себя слабой. Сейчас смотрю на Руслана, и думаю: должны же во мне заговорить отцовские гены. Искренне верю, что заговорят. Потому что… Иначе никак. Значит, так надо. Всё это. И ты в моей жизни появился неслучайно. Именно такой сильный, властный, жесткий. Иногда я смотрю на тебя и не верю, что ты… – она замялась, – запал на меня.
– Ты хотела использовать другое слово.
Даша улыбнулась.
– А использовала это.
– Почему не веришь?
– Потому что не понимаю, чем могла привлечь тебя.
– Обязательно надо чем-то? Любят не за что-то, а вопреки. А я увидел тебя и поплыл.
Её брови слегка вздернулись кверху.
– Поплыл?
Тепло прокатилось по позвоночнику Гриши, когда он услышал намечающийся смех в голосе Даши. Девушка расслабилась. Ушла напряженность из плеч. Когда он последний раз видел Дашу расслабленной и немного игривой?
– Совершенно верно. Как коршун над добычей вился. А уж если бы ты знала мои мысли в отношении тебя.
– Ты собирался сделать меня содержанкой.
– Было дело. Снегурка, я привык, что красивые молоденькие девочки любят красивую жизнь и готовы за это платить благосклонностью. Мы, мужчины, даем им кредитки и подарки, они – тепло и ласку. Для меня это норма. Поэтому, естественно, оказавшись с тобой наедине, меня посетили именно такие мысли. Постараюсь объяснить, – Гриша не смог удержаться от веселой ухмылки. – Назовем это «откровение от Зимина». Часть… ну, пусть пятнадцатая. Или сколько я там уже наговорил? Не в этом суть. Суть в следующем. Даша, я привык знать всё о тех людях, кто рядом со мной. Тем более – в моем доме. Ты оказалась в моем доме. Документы я у тебя посмотрел, но они мне ничего не дали. Так как мы были фактически без связи, я не мог узнать про тебя информацию. Кто ты, откуда родом. Ты ли на самом деле та, за кого за себя выдаешь. Снегурка, не смотри на меня удивленными глазками. Ты думаешь, мне девочек не подсовывали? Много раз. Поэтому мысли в голове бродили самые разные. И тут ты ещё говорить не можешь. Лишь шугаешься, отталкиваешь и игнорируешь. Я сделал самые простые выводы: красивая девочка, молодая, на машине, одна. От кого-то уезжала. Значит, под кем-то. Всё просто.
– Мужская логика.
– Совершенно верно. Но меня потянуло к тебе с дикой силой с самого начала. И ревновать я тебя начал тоже с самого начала, Даш. Об этом тоже говорю. К Антону. Меня бесило, что он вообще в твою сторону смотрит! А уж когда ты смотрела… – он покачал головой, сильнее сжимая челюсть. – Я хотел тебя себе. Дико хотел. А ты противилась. Сдерживающим фактором послужила твоя девственность. Чего не ожидал, того не ожидал.
– Гриш, мне лет-то! – искренне возмутилась Даша и почти сразу осеклась: – Хотя… Справедливости ради надо сказать, что к окончанию одиннадцатого класса процентов восемьдесят девочек уже жили половой жизнью. Обсуждали, когда и с кем, многие не стесняясь.
– Я не сомневался, что ты с кем-то уже была. Пока не дотронулся до тебя, Дашуль. И знаешь… То, что ты оказалась девственницей, мне тоже пришлось по душе. Неожиданно. Всегда предпочитал опытных девушек. Знающих, как меня ублажить. А ты… Черт, Снегурка, ты своим появлением в жизни разбудила во мне инстинкты, о которых я даже не подозревал.
Даша слегка нахмурилась, но её глаза оставались спокойными.
– При чем тут моя девственность и твои инстинкты?
Гриша поднял руку и дотронулся до скулы Даши. Похудела девочка… Похудела не в клинике, а пока находилась у Ковалей, прячась от него.
– Никогда не думал, что захочу владеть девушкой настолько, что её девственность приобретет для меня фатальное значение. То, что ты никем не была тронута, для меня на данный момент очень значимо. Дико? Первобытно? Попахивает шовинизмом в чистом виде? Дашуль, я даже не отрицаю. Меня выворачивает наизнанку от мысли, что к тебе может прикоснуться другой мужчина, а ты позволишь. Я впадаю в ярость. Я анализировал то, что произошло с нами в Женеве. Самое плохое то, что моя ярость расчетлива, я не перестаю себя контролировать, я ничего не делаю сгоряча.
Даша слушала его внимательно. Он очень надеялся, что она его услышит.
Как и он её.
Это важно.
Особенно на новом витке отношений.
– Но ты всё это осознаешь, – негромко отозвалась Даша.
– Да. Осознаю. Я привык всё просчитывать.
– Кроме моего бунта, да?
Его ладонь дрогнула, на внутренней стороне появилось легкое жжение.
Он не стал ничего говорить, только кивнул.
– Я испугалась. И…
Она не договорила. Гриша замер, насторожившись.
И глухо выдохнул, когда Даша его ладонь накрыла своей. Более того, прильнула.
– Я хочу забыть эти ощущения. Приласкай меня.
Он бы многое отдал, чтобы услышать от неё подобные слова раньше!
Седой снова провел рукой по лицу Даши. Нежно, едва касаясь.
– Всё для тебя…
Ей должно понравиться!
– Давай я тебя раздену, – глухо выдохнул Седой. Как мальчишка… честное слово… Ещё только подрагивающих рук не хватает!
Даша послушно вытянула руки кверху, позволяя снять с нее футболку. Тонкий, прозрачный лифчик мало что скрывал.
– Красивое белье.
Тихо, Гриша, тихо…
И всё же не смолчал:
– Чтобы ты уже окончательно поняла масштаб моей одержимости, малышка. Ещё одно признание. На сегодня, надеюсь, последнее. Твоё белье. Как я говорил ранее – очень красивое. Я смотрю на него, и думаю, что не видел его. Что ты его покупала вне меня. Или тебе покупали…
– Гриша, ты сумасшедший…
– Какой есть.
Второй рукой он проводит по её плечу, ключице, чуть в сторону, задевая лямку и приспуская её, до конца не снимая.
