Приехал он один. Антон – не в счет, он выступал в качестве водителя.
Больше никого не взял с собой.
Достаточно страховки с воздуха.
Машину обыскивать не стали. Они проехали дальше.
Коваль стоял на крыльце. Ноги на ширине плеч, руки в карманах утепленной парки.
– Останови машину, Антон, здесь.
– Прямо здесь, Григорий Максимович?
– Да. Я пройдусь.
Не к парадному же крыльцу подъезжать. Пока что он ещё не зять, наглеть подобным образом не будет.
Гриша подождал, пока машина плавно остановится, поправил воротник куртки и спрыгнул на землю. Погода немного успокоилась, метель перестала лютовать. А жаль, ему бы хотелось, чтобы мело и завывало.
Метель теперь всегда у него ассоциируется со Снегуркой. С её нежностью, робостью. С их первой встречи, когда он нёс её полузамерзшую к себе в машину и отогревал.
А потом увидел её на лестнице. Временно немую и безумно красивую.
Пока он преодолевал оставшиеся пять метров, чувствовал, как Коваль фокусирует внимание на нем. Рассматривает и оценивает. По сути, это было формальностью, и они оба это знали.
Потому что оба за эти недели изучили друг друга вдоль и поперек. Генерал немного отставал, у него хорошие спецы в России и на Востоке, а вот на Западной территории возможности хромают, поэтому кое-что он упустил.
В отличие от него.
Потому что ему позарез нужен козырь в рукаве и возможность, если не давить, то отстаивать своё.
А Даша – его!
И пусть только попробует кто-то сказать иначе.
У него самого сегодня телефон едва из рук не вылетел, когда он услышал её голос.
Родной. Немного сиплый. И мир взорвался внутри Григория разноцветными красками, да так, что повело и залихорадило, словно он находился в тяжелой степени болезни. Наверное, так отчасти и было.
Он болен. Тяжело. Неизлечимо.
Своей Дашей.
И лечиться он не планировал. Не в этой жизни – так точно.
– Зимин.
– Коваль.
Мужчины обменялись кивками. Григорий не испытывал никакого дискомфорта, что Коваль находится выше его. Драться они не планировали. Сейчас – так точно.
Седой поднялся по ступеням и так же засунул руки в карман, как и Генерал.
– В дом пустишь?
Руслан усмехнулся.
– Не для того пригласил, чтобы на пороге держать.
– Долго шло твоё приглашение.
– Ей надо было прийти в себя.
– Пришла?
Тук… тук… По нервным окончаниям прошлись током.
– Придет. Если палить больше не будешь.
Пришла очередь усмехаться Григорию.
– Нехер запирать её от меня.
– Не зубоскаль, Седой. Я на взводе.
– Так я тоже.
– Ты же знаешь, кто она мне…
– Знаю, Руслан. Но также знаю, что ты взрослый мужик, не сопливый пацан. И любил ты Елизавету. Даша дочь тебе по крови. Не по сердцу. По крайней мере, пока.
– Ты… – кадык Коваля дернулся, и Гриша понял, что попал в «яблочко». – Ты, сука, раньше не мог об этом догадаться? Какого… её приревновал? Моё досье видел! До Женевы.
– И что? – огрызнулся Зимин, сжимая руки в кулаки. – Мне фото Елизаветы скидывали, когда ей лет тринадцать было. Ты детей своих знакомых с Катериной сравниваешь?!
Коваль ничего не ответил, отвернулся и посмотрел в сторону машины Григория. Антон по-прежнему сидел за рулем.
Они замолчали. Пока разговор у них не получался. Но оба старались. И Коваль, и он.
Зимин не строил иллюзий и полагал, что Коваль ему ещё пришлет ответку. Он её примет. Потому что пока этого не случится, между ними будет стоять некая незавершенность.
А им работать вместе.
И детей крестить…
– Ты куришь?
Он знал ответ и без него.
– Нет.
– Вот и я нет…
С неба всё-таки посыпал мелкий снег. Едва ощутимые воздушные снежинки.
– Она ждет в кабинете на первом этаже.
Гриша сдержанно кивнул, а у самого сердце кипятком ошпарили, но видимое спокойствие мужчина сохранил.
– Тебя проводят.
Сам Руслан в дом заходить не стал. Мужик нервничал и пытался не сорваться на госте. Григорий его понимал. Как и Коваль Зимина. Потому что совсем недавно был на его же месте.
Историю отставного генерала и его жены Гриша хорошо изучил. Знал и про то, как Катерину к тому в камеру приводили. И как она потом от воспаления лечилась, и что дело её развалили на корню. Коваль заграбастал себе девочку. У Григория было достаточно времени, чтобы проанализировать действия Коваля. Знал он и про «смерть» гражданки Тарасовой. Откопать данные было сложно. Коваль хорошо подчищал следы. Работать с ним будет одно удовольствие.
В доме Зимина ждали. Михаил, подручный Коваля. Бывший сослуживец. Прошли вместе много. В Саравии также вместе были. Сейчас встречается ещё с одним общим сослуживцем, правда, женского рода, Юля. Григорию понравилась идея Коваля собрать вокруг себя преданных людей.
Зимин скинул куртку, и Михаил проводил его по коридору.
Дверь в кабинет оказалась плотно закрытой.
Григорий повернул ручку, та с легкостью поддалась. Мужчина толкнул дверь и вошёл.
Чтобы сразу же испытать дежавю.
Его снова накрыло при виде Снегурки.
Его Даша…
Его…
Она стояла у книжного шкафа и смотрела на дверь. Ждала его, это и понятно, знала, что он придет. И опаздывать не будет. Грише хватило одного взгляда, чтобы кровь в жилах вскипела, превратившись в раскаленную лаву. Он не помнил ни единого случая, чтобы столь остро, даже с каким-то отчаянием реагировал на девушку. Просто увидел… Такую же красивую, ранимую, нежную. А его не просто кроет, его куда-то уносит. В такие дали, о которых он и не подозревал. Выворачивает всего, разрывает.
И хочется лишь одного – подойти к Даше, сжать её. Сильно. Крепко. Втянуть в себя её запах… Услышать, как стучит сердечко в груди.
Даша изменилась. Похудела на три-четыре килограмма. Лицо бледное, немного опухшее, точно плакала. Без косметики. Одета в светло-зеленое платье, волосы собрала в привычную косу, которая так ему нравилась.
– Привет, Снегурка.
Она напряглась сразу же, как он вошёл. Хотя, наверное, раньше. Может, и весь день провела в таком состоянии.
Плохо.
Как и то, что заплаканная стоит.
Её слезы он помнил.
