– О да. Вот почему я люблю Соловьиный Дом – из-за деталей. Он продумывал все. Крючки на каждой двери, сиденья с откидывающейся крышкой под окнами в каждой комнате, чтобы складывать туда вещи, домики для птиц снаружи…
– Так ты теперь живешь там, – сказал он и наклонился вперед, сцепив пальцы. Свет, падавший в окно, осветил его правую щеку, играл в темных волосах. – Джульет, это роскошно.
– Да, – ответила Джульет и скрестила на груди руки. – Да, так получилось. Как ты, вероятно, слышал, я ушла из «Даунис» и примерно в то же время получила в наследство этот дом. В июле мы уже переехали туда.
– Как замечательно, что там будут расти твои дети.
– Ну, я тоже так считаю. – Она засмеялась.
– Что тут смешного?
– Мои дети не очень согласны со мной, во всяком случае пока что. Но я считаю, что это чудесно.
– Знаешь, я однажды ездил в Соловьиный Дом.
– Правда? Когда?
– В годы учебы. Мои родители приехали из Оттавы навестить меня и были потрясены. Знаешь, мой отец прежде нигде не был за пределами Канады. – Его лицо расплылось в улыбке при этом воспоминании. – Да. Суровая леди выглянула из дома, а когда я спросил, правда ли его строил Далбитти, она ответила, что да, и захлопнула дверь у меня перед носом.
Джульет рассмеялась, несмотря на смущение.
– Ой, неужели? Мне очень жаль. Она почему-то не любила Далбитти.
– Мой отец был поражен. Он повторял всю обратную дорогу: «Ну и ну, она просто старая карга!»
– Это была моя бабушка, Стелла Хорнер.
– Конечно. Дочь, которой нет на картине. Я всегда забывал о ней. – Он слегка кивнул.
– Но она родилась после смерти деда, – сказала Джульет, почему-то задетая этим. Ей вспомнилась тетрадка Стеллы с инструкциями, которую Джульет хранила возле своей кровати, крупный почерк, тщательные записи. – Почти через девять месяцев. Они были уже в годах – прабабке сорок четыре. «Сад утрат и надежд» был написан в 1900 году. Она не умершая дочь, она оказалась просто сюрпризом.
– О’кей. Ну вот. Архив прибыл сразу после Нового года. Кейт Надин, наша архивистка, пока не добралась до него. После Рождества она сломала лодыжку и сейчас на больничном. Но мне не терпится, я все время открываю коробки. Она разозлится на меня.
– Ого! Как интересно. – У Джулии невольно загорелись глаза. – И что там?
– Ах, ты должна посмотреть. Там удивительная переписка Далбитти и Неда Хорнера. Когда он трудился, переделывая дом для своего друга, а Нед – ну он непрестанно беспокоился и сомневался. Такой был человек. А Далбитти ушел из жизни еще довольно молодым. По-моему, чудесный был человек.
Его энтузиазм заразил ее.
– Да, ты прав. По-моему, наш дом многому его научил. И Неда тоже. Нед всегда говорил, что дом вдохновлял его так же, как и многое другое.
По лицу Сэма промелькнула легкая улыбка.
– Ой. Конечно. Я совсем забыл.
– Что ты забыл?
– Про твои дела с Хорнером.
– Ты о чем? Я не понимаю.
Его глаза снова забегали.
– Как бы это сказать, Джульет? Ты, по-моему, любила козырять Недом Хорнером.
– Неправда!
– Правда, не отрицай. Ты говорила, что он был более знаменитым, чем Элвис, но никого твои слова не интересовали, никого, кроме меня, а ты игнорировала меня весь год!
– Мы – мы говорили о Хорнере, это важно! – Она посмотрела на Сэма, не понимая, шутит он или нет. – Я игнорировала тебя? Ты – вау! Ты бросил мою лучшую подругу.
– Она была жадной. А еще сопела.
– Ты сказал ей, что она глупая.
Тень пробежала по его лицу, он быстро поднес ладонь ко лбу и тут же снова положил руку на стол.
– Мне жаль. Это нехорошо. Бедняга – как ее звали?
– Джинни. Ты даже не помнишь ее имени.
– Это было почти двадцать лет назад. Ну виноват. Где она сейчас – чем занимается?
– Ой, знаешь, – ответила Джульет. – Чем-то. И…
– Чем-то там?
– Да, чем-то там.
– Ты даже не знаешь, где она, а ведь она была твоей лучшей подругой. Что ж, ладно.
– Знаю, – заявила Джульет, внезапно очнувшись от оцепенения. – В Пикеринге. – Она понятия не имела, откуда это взялось в ее памяти, но почему-то знала, что это так. – Она… она живет в Пикеринге. Она викарий.
– Извини, – помолчав немного, сказал Сэм. – Я не слишком профессионально провожу собеседование. Извиняюсь. Вероятно, я занервничал, увидев тебя.
– Нет-нет, это ты меня извини, – сказала Джульет. – В самом деле, я держусь слишком бесцеремонно. Ведь у нас собеседование.
– Но я не очень понял, почему ты перебралась сюда, вот и все. И еще меньше понимаю, почему ты хочешь работать у нас.
– У меня трое детей, и я развожусь. Мне нужна работа. А к тому же… – Она покачала головой и услышала свой немного дрогнувший голос: – Я хочу работать.
Сэм Хэмилтон посмотрел на нее:
– Давай все-таки попробуем устроить на несколько минут настоящее собеседование, ладно? У меня есть вопросы, составленные комитетом, которые я должен задавать соискателям. – Он спросил монотонным голосом: – Чем вы больше всего гордитесь в вашей профессиональной деятельности?
Джульет немного подумала и улыбнулась.
– Что тут смешного?
– Ничего. – Она была готова сказать – «приучила Санди к горшку». – Пожалуй, тем, что я нашла эскиз Милле в антикварной лавке в Банбери.
– Чем тут гордиться?
– Есть чем. Я купила на вырученные деньги первую машину.
Он пристально смотрел на нее все последние минуты, а теперь наклонился вперед.
– Я не хочу быть невежливым, – сказал он. – Разве трудно такому профи, как ты, заметить его эскиз? Ты Джульет Хорнер. Вчера я прочел, как ты оплатила из собственного кармана расчистку темного пейзажа в «Тейт», и это оказался Уильям Дайс.
– Да, было такое. И ты прав. Но это… – Она покачала головой. – Мы зашли в лавку, потому что муж увидел в витрине старую эмалированную кофеварку, продававшуюся со скидкой. Мы разбудили спавших в машине детей, те были недовольны и ревели – извини. У тебя есть дети?
Он покачал головой:
– Нет. В прошлом году я развелся. Я бы… – Он замолчал. – Ничего не получилось.
– Ох… – Джульет уже пожалела, что спросила об этом. – Просто… – Она кашлянула.
– Что просто?
– Ну, – неловко сказала она. – Знаешь, с детьми как в игре «прихлопни крота». Одну успокоишь, другой начинает орать, этого успокоишь, третья капризничает. Впрочем, тогда их было только двое. Мы возвращались на машине со свадьбы старого коллеги Мэтта и ужасно поругались из-за чего-то… – она украдкой дотронулась ладонью до своей горевшей щеки, – а теперь еще из-за того, кто будет смотреть за ними. А я скажу тебе, что мой муж никогда, никогда не смотрел за детьми. Извини, – сказала она, разводя руками.
