На стенах висели эскизы и картины – Мэри с удивлением увидела там и Далбитти, его долговязая неловкая фигура расположилась на очень маленькой скамейке, той самой, на которой сейчас сидела она. Лидди заметила, на кого смотрела ее сестра, и Мэри опустила глаза и смутилась.
– Это рисунок Неда?
– О да, да, его. Дорогой наш Далбитти, он так нам помогал. Все наши друзья были добры к нам.
Мэри ничего не узнавала в этом доме – ни чайник, ни книги, ни платье Лидди. Она ничего не взяла с собой, когда убежала, – никаких следов не осталось от их прежней жизни. Мы семья без истории, подумала Мэри, потом взглянула на сестру, и ее сердце снова наполнилось любовью и учащенно забилось.
– Лидди, милая, как я рада, что приехала сюда и увидела ваш дом.
– О да, я тоже счастлива – жаль только, что не приехал Пертви. Ты должна рассказать мне о нем. Много ли у него заказов на портреты, водит ли он куда-нибудь тебя и как ты ведешь хозяйство. Расскажи мне про Париж и про все остальное. Почему он не приехал? Ты сказала ему, что я ужасно хочу повидаться с ним?
Молчание. Мэри снова разглядывала комнату, жалея в душе, что она такая маленькая.
– Он рассчитывал навестить тебя завтра. Если будет себя нормально чувствовать.
Сегодня утром она оставила его на съемной квартире опухшего, с подбитым глазом. Он вернулся домой на рассвете и едва мог говорить с похмелья.
– Замечательно! – Лидди захлопала в ладоши. – Я часто думаю о вашем доме, представляю его себе, какой он! Я не уверена, что чай достаточно заварился, но ничего. Хей-хо! Расскажи мне – расскажи мне обо всем! – Неуверенной рукой она налила жидкий чай.
Мэри покачала головой:
– Лидди, мой рассказ получится скучным. Я хочу послушать тебя, как вы живете с Недом, как идет ваша семейная жизнь. – Она почти проглотила слово «семейная». – Ты… ты счастлива, дорогая?
– Безумно. Да. – Она протянула Мэри чашку с чаем и серьезно сказала: – Мэри, дорогая моя, ты пойми вот какую вещь. Ты можешь больше не беспокоиться за меня, понятно?
– Как я не могу не дышать, так не могу и не волноваться за тебя, милая сестрица, – возразила Мэри, и от волнения у нее перехватило горло, когда она говорила эти слова.
– Нет, Мэри, я серьезно говорю. Потому что у меня все хорошо. – В глазах Лидди сверкнули слезы. Она прижала к груди ладонь, словно говорила клятву. – Ты одна заботилась обо мне, ты часто спасала меня. Я никогда не забуду, что ты делала для меня. И послушай. Ты видишь, как я счастлива. И я теперь всегда буду счастлива рядом с Недом. – Она повернулась к окну, и неяркий мартовский свет упал на ее гладкую кожу, осветил ее точеный профиль. – Мы всегда знали, что мы две половинки одного целого, и теперь мы соединились… Ах, как это чудесно, дорогая моя. Все чудесно. Наши отношения – я ничего не знала об этом. Как все восхитительно, мы просто очарованы друг другом и тем, что мы можем сделать… – Она дотронулась кончиками пальцев до своих розовых щек, и Мэри почувствовала себя еще более неловко. – Я не хочу проявить отсутствие деликатности, но ты должна меня понять, Мэри!
– Да, – неловко сказала Мэри. – Да, конечно, – я так рада за тебя. Милая Лидди, наверно, ты поняла это в первую же минуту, как только увидела его.
– Нет, не сразу. Но когда мы посмотрели друг на друга в тот день в саду возле нашего дома, когда там был старик Хайворт… Тогда я все поняла. Все было очень просто. Я думаю, – беззаботно сказала Лидди, – так бывает всегда. Между мужчиной и женщиной… Я смущаю тебя, Мэри, потому что ты не можешь знать, о чем я говорю, но, возможно, когда-нибудь ты узнаешь, – нет, я не нахожу слов, чтобы рассказать тебе об этом.
Мэри прикусила губу. Я видела такие вещи, от которых тебя бы стошнило, моя дорогая старшая сестра, подумала она. Я никогда не расскажу тебе о Пертви и его безобразных выходках, о девках, которых он приводил, об их криках… Я всего насмотрелась за месяцы, прошедшие после нашей последней встречи. Не расскажу о безнадежности всего этого. Нет, моя наивная маленькая птичка, я молю Бога, чтобы ты никогда не узнала, как жестока и отвратительна реальная жизнь! Никогда не покидай гнезда! Если ты узнаешь то, что узнала я, мне будет очень больно, потому что ты заслуживаешь только хороших вещей.
– А ты, Мэри? Пертви познакомил тебя со своими друзьями, французскими художниками?
Мэри тихонько засмеялась.
– Он очень занят. Лучше ты расскажи мне, как ты, замужняя женщина, проводишь время? Так, как ты и ожидала, или нет?
– Я ничего не ожидала, даже не задумывалась над этим, и это хорошо! Я гуляю по полю с Офелией, а вечерами жду Неда. Иногда он приезжает с друзьями. Я веду хозяйство. Как видишь, очень плохо. – Она взмахнула руками, обводя ими комнату. Они были красные и обветренные. Услыхав свое имя, в комнату вбежала маленькая собачка, жесткошерстный бордер-терьер, и села возле хозяйки.
– Офелия, – повторила Мэри с удовольствием и легкой грустью, потому что в детстве они мечтали о собаке, и потрепала ее по взъерошенному загривку. – Я рада, Лидди, что у тебя есть компания и что ты весь день не одна.
Беспокойные руки Лидди на мгновение остановились, и она ласково погладила собаку.
– О да, она теперь моя лучшая подружка, и я рассказываю ей все, почти так же, как рассказывала бы тебе, только чуточку больше, потому что ее не смущают мои слова. – Ее глаза лукаво сверкнули, а Мэри улыбнулась и снова потрепала Офелию.
– Теперь скажи мне, как дела у Неда? Он успешно работает?
– Да. После «Соловья» он стал известным и сейчас работает целыми днями над новой картиной для Летней выставки. – Лидди протянула сестре тарелку с бутербродами. – В студии Далбитти на Баронс-Корт. Из Ричмонда он ездит на метро. Он шутит, что похож на биржевого брокера, потому что каждое утро уезжает в Сити. Иногда он работает допоздна или ужинает с друзьями, и тогда… – ее голос дрогнул. – Но со мной тут Офелия. Он всегда чувствует себя виноватым, если долго не приезжает, и еще он привозит мне лакомства, когда особенно доволен тем, что написал за день. Я не беспокоюсь за него. Он мой любимый Нед. Потом мы пьем чай и уютно устраиваемся в нашем маленьком домике, защищенные от всех ветров… – Глаза Лидди радостно сияли; она грызла ногти на маленькой и обветренной руке.
– Ты живешь как в раю, – с нежностью сказала Мэри. – Но он продал что-нибудь за последнее время?
– Немного. Вернее, после «Соловья» вообще ничего не продал. Только рисунок собаки, который он сделал на здешнем поле и продал ее хозяину. Это было еще до Рождества. Мы так радовались! Жалко, что он так нацелен на высокое. Ведь мог бы написать еще одну картину в духе «Встречи» или «Соловья». Если бы не Далбитти… знаешь, он так нам помогает… Мы даже поссорились с Недом из-за этого перед Рождеством. Он всегда говорит, что у него свои планы, но знаешь… – Она замолчала, потом грустно сказала: – Давай поговорим о чем-нибудь еще. Кажется, Далбитти сказал, что виделся с тобой. Это правда?
