– Но раньше ты могла ее кормить? – с сомнением спросила Лидди.
– О да, какое-то время. – Она теребила завязку на плаще; полы разошлись, и Лидди впервые увидела всего ребенка и изможденную фигурку сестры. Ей пришлось прикусить ноготь, который она грызла, чтобы не заплакать от волнения и тревоги. Спеленутый ребенок лежал в шарфе, повязанном на теле Мэри. Развязав шарф, Мэри протянула дочку Лидди, руки которой немедленно вспомнили, как это делается, и взяли ее. Лидди посмотрела на темно-карие глаза девочки и снова на Мэри. У сестры еще сильнее пылали щеки под толстым слоем пудры.
– Мне жарко.
– Сегодня морозный день, дорогая, – пожалуйста, запахнись.
– Нет, не заставляй меня, – она подняла руку. Лидди проследила за ее взглядом и увидела длинное зеленое авто, ждавшее на дороге с другой стороны от церкви. – Меня ждет Димчёрч, он чудесный.
– Димчёрч?
Мэри закашлялась, сглотнула, потом засмеялась.
– Да. Он друг Далбитти. Теперь послушай меня, моя дорогая сестра. Пароход отплывает вечером. Я прошу твоей помощи. Далбитти написал мне, что он устроился в Канаде. Он не может держать при себе в Канаде незаконнорожденного ребенка. Я хочу поехать к нему, вот почему я здесь. Ты должна взять мою дочку, чтобы она не попала в приют. Ее имя Стелла.
Лидди прижала ладонь к больной щеке и, чтобы вернуть себя к реальности, прибегла к реальности этой боли.
– Стелла?
– Да, маленькая звездочка. – У нее снова началась конвульсия и свистящий кашель, похожий на рыдания. Но она снова улыбалась какой-то маниакальной, полубезумной усмешкой. Лидди ничего не понимала. Она крепко держала ребенка, так похожего на Мэри, на Пертви выражением глаз и на их мать. Девочка уже пригрелась в руках Лидди и, медленно моргая, глядела на серое мартовское небо.
– Я не могу взять ребенка, – медленно ответила Лидди. – Люди спросят, откуда она у меня.
– Почему? – Мэри внезапно встала, вскрикнула и заглушила крик кулаком. – Все нормально – это просто судорога. Ты можешь придумать что-нибудь, если решишь ее взять, я в этом не сомневаюсь! Поезжай с ней завтра в Лондон и остановись у Галвестонов. Солги насчет ее возраста. Она может сойти и за трехмесячную. Скажи, что уже после смерти Неда ты неожиданно для себя обнаружила, что беременная. Скажи, что ты приехала в город, чтобы купить ей одежду. Поживи у них месяц. Потом вернешься домой и покажешь девочку всем в деревне. Она твой ребенок… – Мэри положила ладонь на грудку дочки и пошевелила большим пальцем. Стелла открыла глазки. – Ты ведь совсем одна, Лидди. У тебя нет никого. Мне хочется, чтобы она росла у тебя. В доме.
Лидди вытаращила глаза на сестру:
– Мэри, как ты можешь просто отказаться от нее?
– Ей будет хорошо у тебя, правда? Лучше, чем со мной в моих крошечных комнатках. Там и для меня места мало, не то что для ребенка. И я так устала от этой жизни. Я хочу быть рядом с Далбитти. Теперь наша очередь стать счастливыми. – Она опять странно улыбнулась. Лидди увидела ее желтые зубы.
– Дорогая моя, – сказала Лидди. – Признайся честно. Что с тобой случилось? Ты очень худенькая.
– О, я переболела инфлюэнцией, вот и результат. Но доктор посоветовал мне морской воздух, отдых и фруктовые соли «Эно», и я потратила на эту поездку последние деньги. – Ее низкий мелодичный голос успокаивал Лидди. Она в самом деле здесь. Я с ней после всех этих лет, и она лжет. Я знаю, когда она лжет. – Далбитти обещает сделать для меня все, когда я приеду. У меня будет три новых платья и шляпка, подбитая мехом, чтобы мне было тепло. И я отрежу волосы, потому что теперь такая мода. Все должны поверить, что я его жена.
– А ты не вернешься потом за ней?
Мэри склонила голову набок и быстро посмотрела на дочку.
– Нет! Господи, нет, ей будет лучше у тебя, если ты ее возьмешь. – Ее костлявые пальцы схватили Лидди за запястье. – Возможно, у нас будут другие дети, но я, Лидди, уже старая. Когда я родила Стеллу, мне было сорок два года.
– А как же люди… – Лидди заморгала, настолько пораженная происходящим, что у нее закружилась голова. – Как я объясню это людям, когда мне сорок четыре года, почти сорок пять, что я вдруг родила ребенка?
– Лидди, милая, ты создала Соловьиный Дом. Ты создала свой собственный мир. Расскажи любую историю, какую сочтешь убедительной: люди поверят тому, чему захотят. Разве не ты изображена в центре картины? – Она беззаботно пожала плечами и выпятила нижнюю губу. В тот момент Лидди почти ей поверила.
Раздался громкий гудок клаксона, и сестры вздрогнули. Лидди схватилась ладонью за щеку – боль неожиданно вернулась. Мэри медленно встала.
– Если хочешь, я заберу ее назад. Найду кого-нибудь… – У нее горели глаза; она закрыла их, села на скамью и тихим, жалобным голосом сказала: – Ох, дорогая моя Лидди… Прошу тебя, возьми ее. Пожалуйста, удочери ее, вырасти ее здесь, пусть у нее будет счастливая жизнь. Подари счастье и себе. Счастье и надежду. Пожалуйста.
Сестры посмотрели друг на друга, и на секунду Лидди увидела, как изменилось выражение лица Мэри, увидела ее темные, пристальные глаза, нежный изгиб ее губ, сложившихся в О. Она увидела сестру такой, какой она была на самом деле. Самой доброй и лучшей из женщин, которая боролась за то, что считала правильным. Которая любила Лидди и Пертви, когда их не любил никто. Заботилась о них, когда никто больше не заботился. Которую она прогнала после смерти Элайзы, после чего она стала ей чужой почти на двадцать лет. И все же, когда они смотрели друг на друга, годы улетали куда-то прочь – они не имели значения, вообще никакого значения.
Лидди вздохнула и сказала спокойным голосом:
– Я возьму ее – но только ты нездорова и должна пойти со мной в дом. Ты выпьешь говяжьего бульона и отдохнешь…
– Нет! У меня все нормально, правда, только я ужасно худая – но Далбитти все знает и позаботится обо мне!
– Мэри, ты должна пойти со мной, – настойчиво повторила Лидди.
– Я убегу, если ты будешь заставлять меня. Ты ведь знаешь, что меня невозможно заставить против моей воли. – В ее глазах промелькнул слабый намек на улыбку. – Тем более после всех этих лет. Я напишу тебе – о да.
Она наклонилась над дочкой и поцеловала ее гладкий лобик, прижавшись к нему губами на секунду дольше обычного поцелуя. Горючие слезы потекли по щекам Лидди. У Мэри не было слез. Она выпрямилась и огляделась по сторонам.
– Как забавно, – сказала она. – Мы тоже выросли рядом с кладбищем.
Потом она снова завернулась в плащ и на секунду скрипнула зубами.
– Нет! – воскликнула Лидди, уже не в силах скрыть свое отчаяние. – Пожалуйста, пойдем со мной, дорогая моя. Пойдем…
Мэри побежала прочь по могилам, как бегали они в детстве, перепрыгивая через могилы на Хайгейтском кладбище. Лидди бросилась за ней, крепко держа Стеллу. Она снова сунула в руки Мэри ее дочку, сняла с себя толстый китель Пертви и набросила его на плечи сестры.
