– Что мне делать с этим? – тихо спросила она. – Многовато проблем.
– Можно я скажу тебе кое-что? – спросил Фредерик. – То, что тебе не понравится.
– Конечно.
– Я позвонил твоим родителям. Они приедут сегодня вечером. Они останутся, чтобы помочь тебе. Так что пока не беспокойся об этом.
– Ты позвонил маме с папой? – Джульет выпрямилась и удивленно посмотрела на него. – Они не захотят… О Фредерик, это очень любезно с твоей стороны, но от них будет мало толку.
– Почему?
– Ну начнем с того, что они тут никогда не жили.
– Теперь они приедут.
– Им не дорог этот дом, после моего переезда они ни разу не приезжали сюда. Это ничего – меня это устраивало. Но мы не так близки. И я просто не думаю… – Она замолчала.
– Они нужны тебе.
– Нет…
– Джульет… – Он взял ее за локоть. – По-моему, ты так давно живешь в кризисном режиме, как они это называют, что даже не замечаешь, как оказалась в реальном кризисе. Твой сын в больнице с тяжелыми травмами, у тебя еще два ребенка, и ты живешь на облаках и разводишься с мужем, который тоже такой же ребенок. Прости меня, но сейчас самое время просить помощи.
Джульет покачала головой, закрыв глаза и сдерживая себя, потом открыла глаза и улыбнулась.
– Ты очень добрый. Но им тут не нравится – я не прошу их приехать сюда, потому что устала слышать их оправдания. Прошел почти год и… – Она провела руками по спутанным волосам, убрала их назад и потрогала ногой сломанный дымоход кукольного домика. – Извини. Я ужасно неблагодарная…
Тут ее глаза заметили что-то на полу. Она наклонилась.
– Они хотят приехать, – сказал Фредерик, медленно опускаясь на стул рядом с ней. – И они помогут, ты ведь знаешь, что они хорошо управляются с вещами. Пора им приехать. Знаешь, Джульет, раньше я был не совсем откровенным, когда рассказывал тебе про Фрэнка. Видишь ли, твои родители…
Но Джульет не слушала его.
– Фредерик, гляди.
Она протянула руку к петле дымохода кукольного домика. Перекрытия разбились на куски, половина крыши откололась, дымоход развалился надвое, обнажив сердцевину.
– Это тайник, – медленно проговорил Фредерик.
Дымоход был шириной со сжатый кулак или даже меньше, и внутри сломанной деревянной трубы что-то лежало. Ткань, свернутая в цилиндр. Наполнитель или что-то в этом роде. Она вытащила его из треснувшего дымохода.
В ее мозгу что-то барабанило. Стучалось, просясь наружу. Это тайник. Кто же сказал ей об этом? Сидя вот тут на корточках… Джульет держала в руках тяжелую ткань, мысленно прикидывала, сколько она весит.
Длиной ткань была примерно два фута и свернута. Ее первой мыслью было, что это изоляция, и она улыбнулась при мысли о том, что в кукольном домике изоляция лучше, чем в настоящем доме.
– Откуда я помню это? – тихо спросила она и отшатнулась, ударившись больной рукой о маленькую деревянную лампу. Она осторожно отодвинула лампу в сторону. Ткань была тяжелая, перевязана веревочкой, и Джульет потянула за кончик, развязывая бантик.
– Что это, Джульет?
У Джульет лихорадочно колотилось сердце.
– Я думаю, что это может быть… Нет, такое невозможно… – Она неловко схватилась за край свертка и медленно развернула.
Шероховатое, сверкающее живописное полотно, темно-зеленая листва, испещренная пестрыми цветами, дом, край дома… У Джульет побежали мурашки по коже, и она продолжала развертывать картину.
– Боже мой, – услыхала она голос Фредерика.
У Джульет перехватило дух, она не могла говорить. Картина развернулась и лежала на полу, словно обладала собственной магией.
Это был он. Сад и феи. Ступеньки, ведущие к дому, сияли золотом. Птицы на крыше, открытое окно. Две маленькие фигурки – ах, с каким мастерством они изображены человеком, так хорошо их знавшим! Центральная фигура пишущей женщины в окне, солнечная дымка раннего вечера…
Она слышала рядом тяжелое дыхание Фредерика. Джульет прижала руку к груди, словно боялась за свое сердце.
– Я не могу поверить, – медленно проговорила она.
– «Сад утрат и надежд», – сказал Фредерик и тихо воскликнул: – Mon dieu!
– Почему картина лежала тут? – Джульет заморгала, глядя на обломки разбившегося домика.
– Кто-то решил ее спрятать, – сказал Фредерик. Он ласково дотронулся до ее руки, и Джульет увидела слезы в его глазах. Одна слезинка упала на картину, и он торопливо отступил. – Она ведь не такая большая, правда? – сказал он. – Два фута на три, да. И само совершенство – как все и говорили. Погляди на соловьев.
– А ты погляди на свет на крылышках Элайзы.
– И на женщину – она там, но ее там нет, как будто она призрак. – Он вздохнул и повернулся к ней. У него загорелись глаза: – Боже мой, Джульет, но кто же спрятал ее тут? Кто спас ее от пламени?
– Мне кажется, это два разных вопроса. Нед, должно быть, спас ее в последнюю минуту, – сказала Джульет. Она осторожно подняла картину. – Знаешь, я никогда не верила, что он мог ее сжечь. Ну а кто спрятал ее здесь… Не спрашивай меня. – Сила, с какой воспоминание пыталось вырваться из дальнего уголка ее памяти, была так велика, что ей хотелось кричать. Но она не могла ухватить его… не могла вспомнить, почему она была уверена, что видела это раньше… – Состояние превосходное, краски – ох, Фредерик, они изысканные. Картина пролежала все эти годы в тайнике и сохранилась лучше, чем если бы висела в галерее или у кого-нибудь дома… – Она засмеялась с дрожью в голосе. – Нам бы надо прыгать и кричать от радости, правда?
– Я могу сделать это за тебя, – сказал Фредерик, и его голос звучал мрачно. – Ты знаешь, кому принадлежала картина, когда была сожжена?
– Да, – ответила она, и ее сердце наполнилось радостью на одну лишь секунду, когда она взглянула на картину, на этот шедевр, о котором так долго мечтала. Она часами смотрела в «Даунис» на написанный маслом эскиз, искала в нем подсказки, чтобы представить себе оригинал, и вот… Ее усталый мозг был сбит с толку и не мог поверить тому, что видели ее глаза. – Нед выкупил ее. У Галвестона. За пять тысяч гиней… Это разорило его. Лидди была в ярости. Но он заявил, что теперь картина его и он волен делать с ней все, что хочет.
– А теперь она твоя, – очень серьезно сказал Фредерик. – Ты понимаешь, что это, пожалуй, самое значительное произведение искусства Великобритании, которое было вновь обретено? Никогда такого не было. Это экстраординарное событие. Ты будешь очень богатой.
– Мне плевать, – ответила Джульет, раскачиваясь на пятках. – Правда, мне все равно.
– Конечно, сейчас тебе не до этого. Важнее всего то, что сейчас происходит в больнице. Но потом тебе будет не все равно. И я должен задать тебе еще один вопрос. Твоему мужу полагается половина от этого, моя дорогая. Если только… вы уже разведены? Во всяком случае, ты уже подписала бумаги?
