Эссекс завалил корабль на баллистическую траекторию. «Роканнон», внешне неуправляемый, медленно удалялся от Марса по касательной.
Последующие минуты стали для экипажа таким испытанием, после которого шевелиться может только сумасшедший. Или военный астронавт, что примерно одно и то же. Марсианские дестроеры, словно принюхиваясь, повели носами, провожая модули выхлопными отверстиями лазеров главного калибра.
— Вот суки! — возмутился старпом. — Они ведь нас того… этого…
И тут марсиане начали стрелять.
По «Роканнону» пронесся крик. Это было невообразимо, чудовищно, это воскрешало в памяти рассказы об ужасах Заварухи и Полуночи. Такого на памяти землян не случалось никогда.
Аварийные модули вспыхнули и превратились в облака пара.
— А ведь убили нас, — констатировал старпом. — Ну, гады…
— Одно слово — красножопые, — сообщил бомбардир.
— Ты не ругайся, а думай, что делать, если они не станут нас брать на абордаж, — посоветовал Эссекс. — Они наверняка собираются идти к Ред-Сити. Им тут задерживаться нельзя.
— Полный ход вдогонку и бьем носовыми, — сказал бомбардир. — Еще парочку расковыряем. Делов-то.
— А остальные трое нас расковыряют, — добавил сзади кто-то из навигаторов.
— Всего лишь трое, — заметил старпом. — А было-то девять.
— Действительно! — удивился Эссекс. — Слушай, и правда девять! Я как-то даже не посчитал…
Марсиане снова перестроились и взяли курс на Ред-Сити. В боевой рубке дестроера раздался дружный вздох облегчения.
— Я не понял, — сказал Эссекс. — К нам идет катафалк или нет?
— А как же! Сказали «высылаем подмогу».
— Как ты думаешь, — спросил Эссекс старпома. — Пять — это много?
Старпом задумался. Сейчас каждый в экипаже имел право голоса. Сбросив пустые модули, Эссекс лишил этих людей единственного реального шанса выйти из боя живыми. Был, правда, еще один шанс, но призрачный: на орбите покинуть разбитый дестроер в спецкостюмах. Тут уж все зависело от того, удастся ли заглушить и катапультировать реактор, сильно ли будет взрываться корабль и быстро ли подоспеет «катафалк», как обычно называли судно, на чью долю выпала спасательная миссия. Целых три «если». Если реактор не долбанет, заражая пространство радиоактивной тучей; если корабль не разнесет в щепы, на которые экипаж сядет, как на вертелы; если капитан спасателя будет достаточно опытен в поисковых работах…
А то, что марсиане расстреляли модули, то есть Эссекс уже один раз всех здорово выручил, было сейчас не в счет.
— Пять — это до хренища, — решил старпом. — Сейчас над Ред-Сити у наших преимущество минимальное. Да еще катафалк за нами отрядили. И тут являются эти… Конечно, Ред-Сити мы возьмем, но потерь будет неоправданно много.
Эссекс посмотрел в сторону удаляющихся марсиан.
— Все так думают? — спросил он. — Да? Тогда я даю тягу. Приготовились, господа астронавты. Сейчас кому-то порвут его красную жопу…
Двадцатью минутами позже Эссекс через пробоину в обшивке прыгнул в космос, сложился пополам, зажал между колен маневровый пистолет и надавил гашетку. «Роканнон» выглядел настоящим решетом, и Эссекс, удаляясь от своего корабля, чуть не плакал от обиды. На его глазах прямо в боевую рубку ударил импульс главного калибра, и взрывом разнесло в клочья двоих, отчего-то застрявших поблизости. Эссекс кричал и ругался, не помня себя. А потом он провалился в странное забытье, началась постстрессовая апатия, и на борт «фон Рея» капитана втащили в бесчувственном состоянии. Он все-таки уничтожил еще один дестроер и основательно повредил второй. Еще одного марсианина походя зашиб Успенский, а оставшиеся двое отвернули от Ред-Сити к Поясу и затерялись в нем.
Это была чистая победа и настоящий подвиг. Фотография капитана Эссекса красовалась во всех сводках новостей и была навечно зафиксирована в анналах Сети. Земля гордилась своим воином и осыпала его почестями. Но сам Эссекс что-то очень важное оставил на марсианской орбите среди обломков «Роканнона».
Психологическое кондиционирование он прошел за два месяца и был признан годным к летной службе. «Роканнон-2» уже готовился к ходовым испытаниям. А Эссекс изменился до неузнаваемости. Он стал медлителен и задумчив. В его душе поселилась тоска. Эссекс не хотел быть героем и совершать подвиги. Еще в училище ему объяснили, что героическим личностям в космосе не место. Слишком дорого стоят боевые корабли для того, чтобы проявлять на них чудеса храбрости. Группа F даже в лучшие времена насчитывала не более пятидесяти судов, включая мелюзгу, и ходили на них люди благоразумные, военные в лучшем смысле этого слова. То есть способные рисковать, но всегда четко знающие допустимую границу риска. И старающиеся не переступать ее.
Земля воевала с бывшими колониями методично и аккуратно. Искала бреши в чужой стратегии и била туда. Но, как говорил капитан Успенский (и был за это многократно наказан), «против второго принципа термодинамики не попрешь». Сто раз Эссекс видел, как другие офицеры расплачиваются за чужие ошибки. И надеялся, что ничего подобного с ним не случится. Но вот — случилось. Эссекс выбрался из безнадежной ситуации. И понял вдруг, что еще раз у него такой фокус не получится.
А главное — он потерял веру в благоразумие своих коллег. Оглядываясь назад, он там и сям видел пробелы в стратегическом планировании, стыдные тактические ошибки и хронический недосмотр по мелочам. Раньше он этого почему-то не замечал. А теперь любая нечеткость резала ему глаз. Эссекс всех и вся подозревал в разгильдяйстве и недомыслии, и подозрительность его стала приобретать маниакальный характер.
Нечеловеческим усилием воли он снял «Роканнон-2» с земной орбиты и повел его к Марсу. Но в строй Второго крыла прикрытия дестроер поставил старпом. А Эссекс заперся в каюте, вызвал Успенского и рассказал ему о своей проблеме, запинаясь и пряча глаза.
— А ты не нервничай, Фил, — посоветовал Успенский. — Во-первых, война кончается. А во-вторых… До тебя просто еще слухи не дошли. Нашему крылу нужен молодой и толковый начальник штаба. Кандидатур на сегодня две. Я отбрыкиваюсь, как могу. А ты согласись. И все. Как раз для тебя должность. Засядешь на бэттлшипе, и никаких проблем. Главное — психологам ни слова. А то мигом вниз загремишь.
— Не знаю… — пробормотал Эссекс в замешательстве. — Понимаешь, Алекс, я страшно боюсь ошибок. Любых. И своих в том числе.
— Главное, психологам об этом не говори, — повторил Успенский.
— Слушай, Алекс, неужели я заболел? — в ужасе выдавил из себя Эссекс.
Успенский рассмеялся.
— По-моему, Фил, ты просто вырос, — сказал он. — Ничего, привыкнешь. А за совет с тебя причитается.
Через неделю Эссекс перешел на штабную работу и с этого момента ни разу не управлял кораблем лично. И действительно успокоился. Потом его выдвинули в командиры Второго крыла. Потом — в начальники штаба группы F. В этой должности он прошел еще одну войну, точнее полторы, если считать рейд устрашения на Венеру. Он стал опытным штабным офицером и редкостной сволочью. Но группа F его терпела. В конце концов, адмирал Рашен мог быть при желании таким зверем, что Эссекс на его фоне просто терялся. И все признавали: оба этих незаурядных человека заслужили право вести себя так, как им хочется. Зато с ними не пропадешь…
