Глаз отмечал повторяющиеся элементы: реплики, похожие на кодовые фразы (иначе почему они дублируются в самых разных диалогах и, главное, объявлениях), одни и те же ники… Может, ей нужен вот этот – Night Knight, Ночной Рыцарь? Или вот эта Зеленая Зебра? Или вот этот, чей ник состоит из одних нечитаемых символов? Или… Нет, невозможно понять. Или надо ловить именно кодовые фразы и отталкиваться уже от них?
Или нужного ей человека тут вообще нет? Впрочем, это как раз вряд ли. Если в ее предположении есть хоть какой-то смысл – если убийства из списка Шубина совершили не те, кто за них сидит, а некий киллер… Неуловимый, вообще практически невидимый. Призрак, мастер имитировать чужую вину. Только едва заметная тень указывает на его присутствие.
Если Призрак-имитатор существует – а в этом она почти уверена – как его находят потенциальные клиенты? Благодаря «сарафанному радио»? Невозможно. Слишком разные сферы, слишком разные, нигде не соприкасающиеся круги знакомств. Значит, в интернете, ничего другого не остается. Точнее, в «подвальной» его части. Нельзя же, в самом-то деле, спросить про киллера поисковые системы.
Кстати, о поисковых системах: как потенциальные заказчики вообще хоть что-то узнают? Кто им тропку к цели прокладывает? Впрочем, в «большом» интернете (том, что у всех на виду то есть) можно искать и спрашивать как бы в шутку. И кто-нибудь где-нибудь в итоге подскажет дорожку к закрытым сообществам, форумам и прочим «подвалам».
Потому что, скажем, «несчастная сиротка» Кристина – не так чтоб большого ума девица. Одна ее идея «стать звездой» чего стоит. И вот такая – ухитрилась отыскать что-то? Как? Надо будет у Левушки об этом поподробнее расспросить. Не именно про Кристину, а вообще. В компьютер «бедной сиротки» Оберсдорф, конечно, влез, но там – тишь да гладь да божья благодать. Весьма вероятно, что у нее есть (или, скорее, был) еще один компьютер, и даже не вероятно, а наверняка. Да что толку? Время ушло, ищи ветра в поле!
Еще один гипотетический вариант: пойти по следам, оставленным в мировой паутине Мариной Райской – сейчас Арина была уверена, что именно эта дамочка заказала убийство красавца-стриптизера. Не сумев добиться взаимности и не найдя в себе сил забыть, решила разрубить невыносимо саднящий узел. И ничего, что в итоге-то убила парня его собственная невеста – форс-мажор, непредвиденные обстоятельства, киллер явился к уже мертвому телу. Гримаса судьбы. Но заказ на убийство был! Иначе зачем бы Райской понадобилось закладывать квартиру, продавать машину и дачу, и куда она девала эти деньги? Да еще как «девала»! Если даже всемогущий Левушка не сумел дойти до последнего звена финансовой цепочки, оборвавшейся в болоте каких-то невнятных оффшоров. Он и вообще обнаружил странное движение денег лишь потому, что начиналось все во вполне законопослушных банках с вполне открытой документацией. Ну как – открытой? Для Левушки, конечно.
Вот если бы удалось проследить то, что предшествовало движению денег. Но тут тоже наличествовал полный тупик. Информация на жестком диске ноутбука Райской оказалась безвозвратно стертой. Куда уж тут ее похождения в интернете отслеживать! Не за что ухватиться.
С другой стороны, именно это более чем убедительно доказывало: Призрак существует. Другого сколько-нибудь разумного объяснения загадочным финансовым манипуляциям и самоликвидации данных в ноутбуке Райской Арина не видела. Да и «пропажи», обнаруженные Оберсдорфом у других фигурантов из шубинского списка, явно «из той же оперы»…
Она потерла ноющие виски и снова уставилась в монитор.
Глаз зацепился за странноватый (даже здесь – или особенно здесь, в царстве почти полного обезличивания) ник. Рубль.
Рубль.
Что должно быть в голове у человека, придумавшего себе такое «имя»?
Арина вспомнила, как еще в школе, зачитываясь Стаутом, встречала что-то подобное. Речь шла об английском языке со всеми его «оу» и «уа», и Вульф рассуждал: если у человека в фамилии присутствует дифтонг, то очень может случиться, что, меняя фамилию, он постарается сохранить часть прежней. Рассуждения, по правде говоря, казались несколько натянутыми, но, с другой стороны, наблюдение «при смени имени и фамилии человек старается сохранить инициалы» тоже выглядит необоснованным, однако подтверждается статистикой. То есть условная Людмила Владимировна Колесниченко, начиная новую жизнь, с высокой степенью вероятности превратится в Ларису Викторовну Кузнецову или в Лилию Валерьевну Карманову. Зачем люди, даже стремясь начать абсолютно новую жизнь, стараются сохранить хоть какие-то кусочки прошлой своей личности – этого не знает никто. Но в большинстве случаев это так и есть. Великому же Ниро Вульфу тогда совсем не за что было зацепиться – и его мозг зацепился за повторяющиеся в фамилиях дифтонги… И – бинго!
Этот вот Рубль почему-то напомнил про те английские дифтонги вкупе с сохранением инициалов при смене фамилии.
И в этом было что-то похожее на смысл.
Нет, в самом деле… Никто не сочиняет на пустом месте. Да, ник можно взять из любимой книги, из фильма, из рекламы магазина через дорогу (интересно, откуда взялась Зеленая Зебра или вот эти нечитаемые символы?) Откуда угодно можно. И это, с точки зрения идентификации – тупик.
Но раз все так безнадежно, почему бы не позволить себе поискать «повторяющиеся дифтонги (или хоть инициалы, без разницы)»? Каким бы бредом это ни казалось. Нет, в самом деле… Если ты – человек без лица, есть соблазн свое «отсутствие лица» хотя бы немного персонифицировать. Эдакая шутка, понятная только себе самому.
Умных людей вообще тянет к осмысленности, неупорядоченность их отталкивает.
Арине вспомнилось, как Александр Михайлович на семинаре, усмехнувшись, сообщил, что на допросе труднее всего расколоть полного тупицу. Группа глядела на Морозова с плохо скрываемым недоверием. Но впоследствии Арина не раз убеждалась, что Халыч был прав на все двести процентов.
Потому что какой-нибудь условный Толян с полутора извилинами даже на явные улики и показания десятка свидетелей будет лишь упрямо бубнить: ничего не знаю, не был, не делал и так далее. Даже не скажет, что его подставили, станет крутит одну и ту же пластинку: я этого не делал. Хорошо, если эти самые явные улики и свидетели есть, тогда суд и без признания обойдется. Одна радость: от тех, у кого полторы извилины, улики, как правило, остаются.
Те, что поумнее, следов оставляют, возможно, и меньше. Зато они выстраивают у себя в уме схему защиты – очень логичную! – и на вопросы отвечают в соответствии с этой схемой. Тупо бубнить «я не я и лошадь не моя» тем, кто поумнее, просто в голову не приходит. Точнее, это кажется им глупым. Хотя именно такая глупая тактика и работает лучше всего! Но умные в это, разумеется, не верят – как не поверила Аринина группа в объяснения Морозова. И если, допрашивая умника, заходить справа, слева, сверху, снизу и вообще со всех сторон – непременно вылезет противоречие. Потому что интеллектуал отвечает, подумав, просчитанная заранее схема защиты непрерывно усложняется – да еще в голове у него сидит то, что было на самом деле – и готово, непременно будет где-нибудь прокол. Для умника, строго говоря, одно спасение – вообще не попасть в поле зрения следствия. А уж если попал (и если следователь не Скачко и не Баклушин), вполне возможно поймать его, умника, на противоречиях – и загнать в угол.
