Вот уж нет, туда она точно не пойдет!
Как это она сюда забрела? Подсознание, что ли, шутки шутит?
Сверху сыпалось что-то невнятное – не то ранний дождь – на календаре-то уже весна, а поглядишь, и не подумаешь – не то снежная крупа. Мелкая, колючая.
Лавочка была жесткая, влажная. Кожаный плащ с легчайшей, но очень теплой подкладкой – теткин подарок – отлично защищал от холода и сырости. Но от неуюта он защитить не мог. И от мыслей, разрывающих голову, тем более.
Вполне можно было зайти в какое-нибудь кафе – вон одно, чуть подальше другое – если уж так необходимо подумать. Сесть за столик – за самый маленький, чтобы никто гарантированно не подсел – взять дежурную чашку кофе… И, быть может, бокал коньяку? Кофе с коньяком неплохо помогает сконцентрироваться. Как будто сама смесь ароматов собирает разбегающиеся мысли.
Но она продолжала сидеть на жесткой мокрой лавке с дурацкими чугунными завитушками по бокам. Холодно, мокро, неудобно… отвратительно. Так же, как и внутри. В уютном полумраке теплого кафе она, глядишь, начала бы успокаиваться – а что толку? Или наоборот: безнадежное отчаяние скрутило бы до полной невозможности дышать? Ветер, гадкая ледяная крупа и неудобная лавка как будто отвлекали от черной бездны. Нет уж, никаких кафе. Чем хуже, тем лучше.
Нотариус – довольно молодой, тетка не любила «старперов» – глядел на нее равнодушно. Сквозь профессионально вежливую маску пробивалось что-то вроде брезгливой жалости. Или насмешки? Ах, да какая разница, как он смотрел, главное – что он сказал. Точнее – чего не сказал! В первый момент она даже не поняла – как это? Что за… Он повторил. Медленно, размеренно, как будто несмышленому младенцу объяснял. Или идиотке, у которой в мозгу полторы извилины. Вроде бывшей однокурсницы, на общажной кухне не позволявшей убавлять газ под кастрюлей с бульоном: чем сильнее, дескать, бурлит, тем быстрее курица сварится, очевидно же! Марина над ней еще подсмеивалась потихоньку. А выходит, она и есть та самая идиотка! Все рассчитала, все распланировала… прибавила огонь под кастрюлей до максимума – пусть бурлит, так быстрее сварится! Господи! Но как можно было догадаться? Как можно было усомниться в том, что казалось даже не очевидным – единственно возможным. При том, что вращение Солнца вокруг Земли кажется именно что очевидным…
Тетка ей помогала, конечно, время от времени – но не так чтоб именно помогала, скорее подарки делала. От широты душевной. Черт бы ее побрал, эту широту! Тогда Марина об этом не задумывалась. Помощь ей не требовалась – она же самостоятельная, вполне успешная женщина, прекрасно справляющаяся с любыми проблемами.
Сейчас проблем вдруг стало столько и, главное, такого масштаба, что хоть голову сломай, не поймешь, за какую хвататься. Никакой адвокат не поможет. Хуже того. Адвокат – это еще одна проблема. Хороший адвокат, дорогой. От тетки, чтоб ей на том свете икалось, в «наследство» достался. Ко всему прочему оказалось, что он был еще и не единственным теткиным адвокатом. Ну да, с ее богатством она могла и десяток себе позволить. Впрочем, чего теперь проклятия воссылать? Кому?
Теткина смерть не оказалась ключом к той самой прекрасной и свободной жизни. Нет, Марина вовсе не считала дни, дожидаясь от нее наследства – но если уж Калерия все равно умерла, почему бы этим не воспользоваться? Воспользовалась… дура.
И что теперь делать? Как исправить то, что исправить невозможно? Кто это сказал: фарш назад не провернешь? Вся ее жизнь в один краткий миг (пусть даже не совсем краткий) превратилась в… фарш.
И главное, смерть Филиппа так и не принесла облегчения. А ведь она была уверена! Как она молила – прямо как булгаковская Маргарита – дай жить, дышать, отпусти!
И вот его не стало. Дышать действительно стало легче. Только – как будто незачем. Вокруг толпились скучные дела, скучные люди, скучные… скучное все! Хотя, может, это и есть – жизнь? Она ведь, в сущности и состоит из написать отчет по проекту, сдать в химчистку любимую дубленку, выбрать в турагентстве курорт посимпатичнее, заплатить штраф за неправильную парковку, пополнить холодильник, в конце-то концов! Кстати, да, штраф заплатить надо… Машины уже нет, а штраф так и висит… А курорты ей теперь так и так не светят, даже турецкие…
На соседней лавочке сидела пара: не то влюбленные, не то два приятеля, с нынешней модой унисекс не разберешь, кто мальчик, а кто девочка. Тот, что сидел дальше – его лицо Марина видела – был совершенно определенно мальчик. Ну или парень. Хотя в высовывающейся из-под черного вязаного колпачка мочке уха и болталась какая-то серьга, но вполне сурового вида. Не то череп, не то оскаленная волчья морда. Его собеседник сидел вполоборота, так что ей была видна только спина: узкие плечи под темно зеленой курткой, капюшон, снизу темные джинсы и кроссовки.
Впрочем, на воркование влюбленных беседа не походила. До Марины доносились лишь обрывки реплик, но интонации… Нет, влюбленные даже в ссоре говорят по-другому. Больше похоже на деловой или рабочий конфликт. Может, эти двое ведут один проект, и не могут совместить свои представления о конечном результате? Причем проект, скорее всего, связан с обработкой изображений. Может, они рекламный ролик делают?
Впрочем, какая ей-то разница!
– Там отлично видно, кто заходит в кабинет, – тот, что сидел к Марине лицом, говорил добродушно, расслабленно, вот только взгляд у него был какой-то очень уж высокомерный. – Заказчица, как же! – он презрительно хмыкнул.
Узкие плечи под зеленой курткой шевельнулись:
– Ну хорошо, хорошо, пусть. Но ты же понимаешь, что мне нужно время! – голос был хрипловатый, ломкий, как у подростка.
– Короче, я сказал. Повторять не буду, уши у тебя есть. Решай быстрее. Хотя… – он осклабился. – Выбора-то у тебя все равно нет. Я ж не идиот, я ее так заныкал, что хоть все вверх дном переверни, не найдешь. Так что давай быстрее все прокручивай, я долго ждать не буду. Ты же хочешь хорошей жизни и совсем не хочешь всякого другого… – тут он почему-то сложил пальцы квадратиком, в телефоне этот знак почему-то именовался «решетка». – А за просто так нигде ничего не бывает. Тебе все ясно?
Капюшон зеленой куртки качнулся – визави парня с серьгой кивнул.
Парень с серьгой лениво поднялся и, небрежно махнув рукой, зашагал прямо к Марине.
То есть он зашагал просто в ее сторону, конечно, но она почему-то испугалась и отвернулась. По низко свисающей ветке березы прямо за ее лавочкой скакала синица. Хватала высохшую сережку, дергала, едва не валилась с ветки – сережка не поддавалась – подпрыгивала, опять дергала, бросала неподдающуюся добычу, клевала что-то на ветке – должно быть, почку – и снова принималась воевать с сережкой.
Шаги прохрустели по ледяной крошке совсем близко – Марина даже заметила краем глаза темную штанину и высокий «военный» ботинок. Мелькнул и скрылся. Прошел. Облегченно вздохнув, она оглянулась на соседнюю лавочку – того, в зеленой куртке с капюшоном, уже не было.
И все это было… странно.
Горькое безнадежное отчаяние, безжалостно давившее все – и мысли, и силы – как будто отступило. Как странно. Да, странно: как будто тумблер какой-то внутри повернули. Марина встряхнула головой – словно из-под воды вынырнула. И долго ты собираешься тут рассиживаться? Чего дожидаешься? Небесного гласа? За тебя никто ничего не сделает. У тебя есть проблемы – так давай их решать. Для начала хотя бы попытайся понять, что именно из… проблем сейчас доступно твоим возможностям. Но пора уже что-то делать! Время все расставит по местам – это не про тебя. Время…
