Я почувствовала, как узел у меня в груди затянулся. В мысли вторглись бессмысленные образы из моего сна. Отчаявшись сменить тему, я произнесла:
– Я все еще не посолила еду, – а затем отыскала на столе солонку и потрясла ею над виноградом и печеньем.
– Я слышала об иллюзии и о том, как вы сбежали…
– Зачем вам соль в еде? – вставила я.
Мисс Давенпорт крепко сжала губы и нахмурилась. Затем взяла тарелку с выпечкой, откинулась на спинку стула и, яростно вгрызаясь в печенье-снежинку, ответила:
– Подменыши на самом деле не фейри. Я думала, что до бала уже говорила об этом.
– Говорили, но это бессмыслица. – Я взяла скон, разломила пополам и намазала маслом. – Как вы можете не быть одной из них?
Мисс Давенпорт пожала плечами и продолжила, кусая волован:
– Есть фейри, которые или таковы, какими вы их видите, или нет, поскольку они изменчивы по своей природе и очень разнообразны. Но есть они, и есть люди.
– А подменыши – ни то ни другое?
Она кивнула:
– Подменыши созданы, чтобы быть похожими на людей, но не такими же. Мы должны расти и учиться, как люди. Иначе нас бы обнаружили. Не все сделаны хорошо, но не имеет значения, успешен обман или нет, мы – не фейри. И не люди.
Я молча доела свой скон, пытаясь осмыслить сказанное. Люди, разумеется, появляются на свет с душой. Ее вдохнули в прародителя человечества по имени Адам. С другой стороны, фейри мы просто не знаем. А если подменыш оказывается между нами и ними, то значит ли это, что фейри должны быть противоположностью людей?
Старательно избегая некоторых мыслей, я размышляла об истинных обличиях гостей маскарада. Если все фейри на самом деле животные, то это имеет некоторые тревожные последствия для нашей работы в Аркадии. С момента открытия этой земли истинная ее природа была плодородной почвой для дискуссий, и за время моего пребывания здесь ничуть не прояснилась. Маятник-солнце и рыба-луна – лишь симптомы более глубокой чуждости. Но, кроме того, что насчет населяющих эти края фейри? Ведь птицы и звери не имеют души и не нуждаются в обращении. Они поставлены под власть человека. С тревожным замиранием сердца я размышляла о природе душ и Божьем творении.
– Итак, отвечая на ваш вопрос. – Мисс Давенпорт не смотрела мне в глаза, и речь ее стала прерывистой, фразы запинались одна о другую, как будто ни одно чувство не могло ускользнуть без разъяснения. – У подменышей есть определенные человеческие ограничения, но нет других. Подменыши похожи на людей, очень похожи, но не до конца. Однако мы сильно отличаемся, если не сказать больше, потому, помимо всего прочего, что у нас разные творцы. Я не знаю всего о себе, но знаю, что мне нужна еда. Я не истощаюсь, просто чувствую голод.
– Откуда вы… – Я замолчала, осознав дерзость своего вопроса.
– Семья Ариэль Давенпорт умерла в работном доме. Я видела, как они голодали, а сама ничего такого не испытывала. Какие бы механизмы фейри ни были внутри меня, они продолжали вращаться.
– Мне очень жаль.
– Но здесь мне по-прежнему нужна человеческая соль. Какое бы обещание ни было дано, к какому бы гейсу оно ни призывало, оно относится и ко мне.
– Кажется, я понимаю, – сказала я. – Спасибо, что поделились со мной.
Она улыбнулась. Не так широко, как обычно, и с легкой грустью в уголках рта:
– Я бы предпочла, чтобы вы никогда не узнали.
– Что вы имеете в виду?
– Я хочу… просто хочу, чтобы вы знали, что это для вашего же блага. – Она тряхнула головой, и грусть исчезла. Улыбка стала шире, увереннее, и мисс Давенпорт воскликнула пронзительно и весело: – Я ведь еще не съела ни одного пряника!
Когда она ушла, я занялась своей коллекцией документов. Все что угодно, лишь бы не думать о вчерашнем сне. Я знала, что, имея достаточно времени, смогу похоронить эти мысли. Я уже делала так. И знала, что они пройдут. Просто нужно подумать о чем-то другом.
Я перебирала бумаги: страницы на енохианском и мои попытки их расшифровать, дневник Роша и письма из часовни. Подготовка замка к маскараду Бледной Королевы до того утомляла меня к ночи, что до сих пор не удалось прочитать все письма.
Шурша бумагой, я развернула первое. Мое внимание привлекла его фактура, царапины от пера и выдавленные тени слов.
После нескольких страниц, где подробно описывались несоответствия обманчивого замка и то, как сбитый с толку автор их обнаруживал, я добралась до окончания письма. Уже привыкнув к таинственности, я едва верила своим глазам – письмо было подписано. Автором была:
Э. Р.
В постскриптуме она посмеивалась над тем, до чего непривычно для нее новое имя, полученное после замужества.
Элизабет Рош. Элизабет Клей
И в кои-то веки все части, казалось, сошлись воедино: новые сверкающие инициалы на сундуке с чердака, мисс Клей в дневнике Роша, имя, о котором проговорился брат.
Э. К., которой принадлежали стальные ножницы, должно быть, Элизабет Клей.
Однако сразу после такого триумфального откровения я почувствовала укол досады. Новые сведения были бесполезными. Знание о том, кому когда-то принадлежала эта вещь, не давало ответа на нынешние вопросы. То, что похищенная женщина, пытаясь сбежать и отомстить Маб, нашла ножницы Элизабет Клей, ничего не проясняло.
Я отбросила с лица прядь волос и, когда пальцы коснулись кожи, вспомнила, как это же проделывал Лаон. Он протягивал через стол руку и убирал мне волосы за ухо. Потянувшись за шпилькой, чтобы заколоть отвлекавшую прядь, я сказала себе, что глупо скучать по нежности его прикосновений или ласке пальцев.
Руки безучастно перебирали бумаги, глаза рассеянно скользили по словам. Многие письма были написаны крест-накрест, причем, поворачивая под прямым углом, текст просто продолжался. Почерк был строгим и аккуратным, но это не помогало ни разобрать его, ни сосредоточиться. В голове у меня все перемешалось. Кроме того, отсутствие дат только усложняло попытку выстроить историю от начала до конца.
«Надеюсь, не будет слишком самонадеянным написать вам после нашей восхитительной встречи в Оксфорде. Вы очень красноречиво обобщили трактаты, опубликованные в мое отсутствие. Работа Пьюзи
[77] о доктрине Святого Причастия выглядит весьма интригующе, для меня она представляла особый интерес. Я приложу все усилия, чтобы заполучить собственный экземпляр».
Лишь после многих, очень многих других писем я поняла, что передо мной любовные послания. Или, скорее, романтические послания.
И Джейкоб Рош, и Элизабет Клей были многословны в своей симпатии, хотя само слово казалось им неточным. Они пространно писали о важности миссий в отдаленные земли, о разделениях и неделимости Церкви, размышляли о разных ее ветвях и о том, могут ли эти различия доказать несовместимость их вероучений. Писали о пресуществлении и божественном присутствии, о помпезности ритуалов и опасном обаянии папства.