Он снял одну перчатку и бросил ее мне.
– Посмотрим, могут ли твои руки причинить столько же вреда, сколько твой язык.
Я вздохнула, понимая, что заслужила, и надела перчатку. Было что-то удовлетворяющее в том, чтобы выдергивать вредителей из теплой, мягкой почвы. Но дедушке я об этом не сказала бы – я не хотела, чтобы прополка сада стала моей еженедельной обязанностью.
Я поглядывала на дедушку через занавес своих же волос, которые падали на глаза и закрывали мне обзор.
– Прости за мои слова.
– Прости, что не смог вывести твою маму на выставку.
– Это не твоя вина, дедуль.
– Но еще сильнее я прошу прощения за то, что не пришел сам. Я должен был. Но в тот момент я думал только о ней, и о том, что ей нужно, и забыл подумать о тебе. Надеюсь, ты сможешь меня простить. Ты важна мне, и меня расстраивает то, что ты в этом усомнилась.
Слезы стекали по моему лицу и орошали землю.
– Я знаю. Я никогда не забываю об этом. Мне не следовало так говорить.
С некоторым усилием дедушка поднялся, отряхнул колени и снял перчатку. Он присел на подпорку и похлопал рядом с собой. Я присела и начала массировать пальцы в перчатке.
– Мне сложно, – сказал он. – Мне кажется, что, что бы я ни делал, она мучается. Я стараюсь подталкивать ее, она отталкивает меня. Я стараюсь быть понимающим, она гаснет еще быстрее. Я хочу снять с нее эту ношу. – Его голос дрогнул, и я обернулась к нему в удивлении.
Моя рука скользнула в его ладонь.
– Ты не сможешь. Этот выбор должен остаться за ней.
– Но я ее отец.
– Ты думаешь, что в этом есть доля твоей вины.
– А чьей же еще?
– Дедушка. Она самостоятельная личность.
– Твоя бабушка могла бы с этим справиться. Но, конечно, это только фантазии.
– Этим летом я узнала несколько вещей.
– Благодаря твоему списку?
– Благодаря всему.
– Что ты узнала? – спросил он.
– Что никого, кроме нас самих, мы не можем контролировать. Неважно, как сильно нам хочется подогнуть кого-то под себя, люди должны желать того же.
– Ты умная девочка.
Я опустила голову на его плечо и сжала его руку.
– Знаешь, я могла оказаться той еще сумасшедшей.
– Что? – переспросил он, обескураженный моей фразой.
– У меня великолепная мама, но она почти не выходит из дома, а папы не бывает дома.
– Да, ты могла поддаться обстоятельствам и начать бунтовать или потерять всякий вкус к жизни.
– Но у меня был ты. У меня всегда был ты. Благодаря тебе я чувствовала себя в безопасности. Ты давал мне силы.
– А ты, малышка, заставила мое сердце биться.
* * *
Тем вечером в моей комнате было светло. И этот вид как нельзя лучше передавал то, что открылось мне в разговоре с дедушкой. Я наконец-то поняла, чего не хватало моей картине с деревом. Моего сердца. Ланс приковал себя к дереву из-за воспоминаний, но его воспоминания не были моими. И теперь я знала, что добавить. Что делало меня тем, кто я есть. Я установила большое полотно на мольберт и впервые за долгие недели выдвинула ящик комода, чтобы достать некоторые краски. Затем в коре, на сильном, устойчивом стволе дерева, я прорисовала лицо. Лицо, которое нельзя будет заметить без должного внимания. Лицо моего дедушки.
К тому моменту, как я закончила, краска залила мне все пальцы. Она даже проникла под ногти. Я улыбнулась и постаралась как можно лучше вытереть их рубашкой. Картина осталась сохнуть на мольберте.
Я собиралась подать заявку на зимнюю программу, неважно, есть у меня история продаж или нет. Я хотела этого. И стоя перед мольбертом, глядя в нарисованные глаза своего дедушки, я поверила, что смогу.
Тридцать семь
На следующий день я сидела в кровати, вцепившись в телефон. Мои пальцы зависли над кнопкой, которая мгновенно могла перенести меня в онлайн-мир Купера.
Я не лукавила, когда говорила с дедушкой в саду. Никого, кроме себя, мы контролировать не можем. Неважно, как сильно я любила Купера, моей любви недостаточно на двоих. Я должна была отпустить.
И я опустила палец. На экране появился аватар Купера – селфи, где мы с ним корчим самые бестолковые рожицы. Я затаила дыхание. Когда я в последний раз смотрела его профиль, там была их общая фотография с Айрис. Значит, он действительно расстался с ней? Я пролистала страницу, но других обновлений не нашла. Статус он давно не менял. Как и на моих аккаунтах, здесь царила пугающая тишина.
Я перевела телефон в спящий режим и отправила его на тумбу. При этом на пол слетел маленький листочек бумаги. Я прищурилась и подняла его с пола. Визитка. Мистер Уэйд Барретт. Пара секунд мыслительный усилий, и я вспомнила, откуда у меня эта карточка и кто этот мужчина. Это он подходил ко мне на выставке и предложил купить у меня «Бесстрашного» – рисунок квадроцикла.
Мой рисунок квадроцикла. Тот, который я собиралась подарить Куперу. Я снова взяла телефон в руки и набрала номер.
Мне ответил бойкий командный голос.
– Уэйд слушает.
– Здравствуйте, Уэйд, то есть, мистер Барретт, это Эбигейл Тернер. Мы виделись с вами на художественной выставке. Вам понравился мой рисунок квадроцикла. Вы говорили, что ваш внук ими увлекается.
– А, да! Здравствуйте.
– Могу я задать вам странный вопрос?
– Э-э-э… конечно.
– Вы знакомы с моим отцом?
– Как его зовут?
– Пол Тернер.
Он промычал в ответ.
– Не сказал бы.
– Вас все еще интересует моя работа?
– Вы нарисовали похожую?
– Нет, но я решила все-таки продать ту, которую вы видели. Если вам она еще нужна.
– Нужна.
Мы сошлись на цене, обсудили оплату, и я повесила трубку.
Впервые в жизни я заработала на своем искусстве. Впервые я продала одну из своих работ, и меня охватила дрожь.
* * *
– Почта! – крикнула мама.
– Ты забрала почту, мам? – спросила я, выходя из своей комнаты.
– Я знаю, что это не так уж важно… – Она умолкла.
– Это очень важно. – Мама редко выходила из дома, а в одиночку она выходила еще реже. Я гордилась ее достижениями, но не хотела давить на нее слишком сильно. – Ты же знаешь, что я люблю тебя, несмотря ни на что?
– Я знаю, и мне этого было бы достаточно, если бы вся твоя жизнь протекала в пределах этого дома. Но это невозможно. Однажды ты закончишь колледж, или выйдешь замуж, или родишь ребенка. Я хотела бы быть рядом.
