– Не хочу говорить о Купере. Никогда.
Он поднял брови.
– Нет, серьезно. С Купером покончено. Навсегда. – Я знала, что во мне говорят эмоции, но ничего не могла с собой поделать. Будь это Рейчел или Джастин, я бы позлилась на них день-другой и забыла. Но это не были Рейчел или Джастин. Это был Купер. Моя любовь. И именно из-за этой любви простить его казалось невозможным.
– Это… хм… навсегда? – уточнил дедушка.
Моя голова снова начала пульсировать от боли. Дедушка прищурился и присмотрелся ко мне, а потом протянул руку и коснулся моего лба.
– Ты горишь.
– Купер, – сказала я с раздражением.
– Не думаю, что разбитое сердце вызывает жар, – сказал дедушка.
– Нет. Он болел. – В довершение всего, он еще и наградил меня своим вирусом. Дедушка порылся в ящике и достал какое-то лекарство. Я приняла его и вернулась в кровать.
Купер звонил и писал мне весь день. В какой-то момент мне даже пришлось выключить телефон.
Немного позже мама остановилась у меня в дверном проеме.
– Как ты себя чувствуешь? – Ее пристальный взгляд был полон страдания, и я знала, что это не имеет никакого отношения к моей болезни и вызвано исключительно чувством вины.
– Не лучшим образом.
– Можешь рассказать, как все прошло вчера? – спросила она.
– Нет. Не могу. Я слишком долго снабжала тебя историями из реального мира, – сказала я. Прошлая ночь подбросила мне эту мысль. – И сейчас я не готова разговаривать.
– Дедушка рассказал мне о Купере.
– Еще бы.
Она сделала вид, что не слышала.
– У тебя большое сердце, Эбби. Я знаю, что ты его простишь.
В тот момент мне казалось, что у меня вообще нет сердца. Казалось, что кто-то вырвал его и съел. Ладно, может быть, не съел, скормил каким-нибудь бешеным собакам, или что-нибудь в этом роде. Прошлым вечером я была готова отдать ему свое сердце, готова была снова вывернуть свою душу наизнанку. Но он даже не объявился в этот раз, даже как друг. Я рассчитывала на него как на лучшего друга, но лучший друг не налажал бы в такой важный для меня день. Я не знала, что ранило меня сильнее – осознание того, что я потеряла парня, которого любила, или того, что я потеряла лучшего друга. Сейчас я склонялась ко второму.
Мама оставила меня в покое, и я лежала, глядя в стену. Телефон лежал рядом на тумбочке, забитый непрочитанными письмами. Мне нужно было отвлечься. Я написала Лейси:
Я: «Худшая ночь в моей жизни».
Телефон зазвонил, и я уже думала, что мне снова придется уклоняться от звонка Купера, но оказалось, что это Лейси. Я ответила.
– Когда ты возвращаешься? – спросила я без приветствий.
– Через два дня.
– Надеюсь, я доживу.
– Выкладывай все.
И я выложила.
* * *
Сутки и пятьдесят четыре новых сообщения спустя я сидела на полу у себя в комнате и орудовала недавно купленной парой непокорных спиц. В этот момент в мою открытую дверь постучал дедушка.
– Входи.
Дверь со скрипом еще немного приоткрылась.
– Ну, как, тебе получше?
– Физически? Да. – Я чувствовала, что температура спала, а вместе с ней ушла и головная боль, которая преследовала меня последнюю пару дней. Но злость все еще тлела в моей груди, словно демон в ожидании экзорцизма.
– Чем ты занимаешься? – спросил он.
– Работаю над последними тремя пунктами списка. – Я показала ему клубок пряжи и спицы. В руках Ланса вязание казалось таким простым, но мне оно не давалось. – Ну, фактически тремя, потому что взаимная любовь не мелькает у меня на горизонте.
– Сердечный список? Я думал, он только для выставки.
– Нет. Он должен был развить мои навыки, но пока этого не случилось.
– Конечно же, случилось. Ты ведь попала в музей.
– Папа написал мистеру Уоллесу. Поэтому он разрешил мне выставить работы.
Он сморщился.
– Мне жаль, солнышко.
Даже если мне больше никогда в жизни не скажут «мне жаль», и того будет слишком много.
Дедушка подошел к моему списку на стене.
– Там что-то говорится о кособоком вязании?
Сбоку зажужжал мой телефон. Я бросила взгляд на экран.
Купер: «Эбби, прошу. Поговори со мной».
Я издала хриплый стон и перевернула телефон экраном вниз.
– Тебе еще что-то нужно? – спросила я у дедушки.
– Нет. – На этом он вышел из моей комнаты.
Да, мне точно не помешал бы хороший сеанс экзорцизма.
Тридцать три
Суббота ознаменовала официально самое долгое расставание с Купером за весь год. Шесть дней. Это число то и дело всплывало у меня в голове, пока я завтракала. Пока чистила зубы. Пока включала компьютер. Другие цифры тоже не давали мне покоя. Например, десять. Столько голосовых сообщений Купер отправил мне за шесть дней. Я прослушала первые два, но поняла, что в них нет ничего нового – «мне жаль, я спутал дни, я придурок, пожалуйста, прости меня» – и начала удалять их, как только видела. Двести одиннадцать… и дальше. Столько текстовых сообщений я получила. Три. Столько раз он приходил под нашу дверь, а дедушка отправлял его обратно. Двадцать три. Столько дней прошло после того, как я в последний раз брала в руку кисть. И меня все еще не тянуло к мольберту или в музей. Четыре. Столько раз я звонила на работу и говорила, что болею. Я не хотела встречаться с мистером Уоллесом. Что бы я сказала ему о своем ужасном поведение тем вечером?
Я проверила почтовый ящик. Все еще ни одного сообщения от папы. Интересно, получил ли он вообще мое письмо? Никогда еще я не чувствовала себя так одиноко, как сейчас – без общения с дедушкой, мамой, папой или Купером.
Я взяла телефон и позвонила единственному человеку, на которого сейчас не злилась.
– Алло? – ответила Лейси.
– Мне нужно выбраться из дома.
– Отлично, тебе повезло. Мы как раз направляемся за приключениями. Я отправлю тебе адрес. Встретимся там.
Мне даже не нужны были подробности. Я встала, впервые за шесть дней собралась на улицу и ушла.
* * *
На улице Р, на парковке у заброшенной церкви стояли еще три машины. Я поставила свою рядом с БМВ, который точно принадлежал Лейси. Я до сих пор не знала, почему она предложила встретиться здесь, но прямо сейчас была согласна на что угодно. Я пыталась заменить дурные привычки хорошими. Выходить куда-то без Купера было хорошей привычкой. Шесть дней. Шесть дней.
