– Они не мертвые. Они спят. А выглядят мертвыми?
– Они выглядят клево. Это ведь рассвет, я прав?
– Я им вдохновлялась.
Я поставила палитру справа на комод, тот самый, полный художественных принадлежностей, и повернулась к Куперу.
– Я думала, ты сразу пойдешь спать, чтобы… – Я остановилась. – Эй, ты весь в краске.
– Знаю! Именно поэтому и решил сначала заглянуть к тебе. Хотел показать, что мы теперь близнецы.
Я улыбнулась и шагнула вперед.
– Не думаю, что на мне когда-либо было столько же краски. Ты что, искупался в ней? – Я оттянула рубашку двумя пальцами. – Коралловый? Ты красил дом коралловым?
– Это не коралловый. Кажется, официальное название – «нежный персик».
Я прикусила губу и отпустила его рубашку. На большом и указательном пальцах осталось немножко нежно-персиковой краски. Я вытерла их о щеку Купера, и он сморщил нос.
– Вообще-то дом смотрится очень даже ничего.
– Угу. Знаешь, я удивлена, что моя мама впустила тебя внутрь в таком виде.
– Твоя мама меня любит.
А вот это была правда.
– К тому же она привыкла к людям, которые ходят по этому дому с ног до головы в краске. – Его палец прошелся по моей ключице, дальше размазывая каплю. – По моим рукам пробежал ток, и я слегка отшатнулась.
– Как ты умудряешься еще и шею вымазать? – спросил он.
– Так же, как и ты.
– Я в последнее время не оставлял у тебя вещей?
– Думаю, твои шорты все еще здесь.
Он развернулся и пошел в мою комнату. Я попыталась стряхнуть мурашки с рук и последовала за ним.
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому что я сейчас схожу в душ, а потом ты разомнешь мне шею.
– Ну, нет.
Он зашагал в угол комнаты, где его вещи ждали на спинке кресла. Он поднял шорты, шлепнул меня ими по ноге и устремился к двери в ванную.
– А рубашка? – спросила я.
Он махнул рукой.
– Она все равно грязная.
– Но тебе же нужно надеть что-то. – Я открыла свой шкаф и пробежала глазами по стопке своих вещей. Обнаружив среди них самую большую футболку из имеющихся, я бросила ее Куперу.
Он расправил ее, чтобы рассмотреть.
– Хочешь, чтобы я надел ярко-розовую футболку с пробежки в поддержку больных раком груди?
– Да.
Он пожал плечами.
– Ладно.
– А, и пока не ушел. У меня для тебя кое-что есть. – Я схватила пачку сверчков с кровати и протянула ее Куперу, попутно показывая на список. – Попробуй что-нибудь новое.
– Что это?
– Сушеные сверчки.
– Сверчки? Ты сейчас не шутишь?
Я разорвала пачку и высыпала их на ладонь. Шесть штук. Купер подошел ближе, взял одного с моей раскрытой ладони и закинул его в рот.
– Ммм, солененько. – И он пошел к двери.
Я хмыкнула. Я-то надеялась, что он не сдастся без боя. Я надеялась, что, может быть, мне удалось найти что-то пугающее. Уже возле двери он повернулся ко мне.
– А ты почему не пробуешь?
Без долгих раздумий я положила сверчка в рот и принялась быстро его разжевывать. Он оказался прав – сверчок был соленым и хрустящим, а вкус отдаленно напоминал сухую траву. – Не так уж и плохо.
– Совсем не плохо, я бы сказал. Но мне они не засчитываются.
– Что? Почему?
– Я уже пробовал сушеных сверчков.
Я бросила в него горстку насекомых, но они приземлились на пол, пролетев футов пять
[15].
– Поганец. Ну и пусть, мне они засчитались.
– Хорошо, но мы снова должны попробовать что-то новое вместе. Что-то новое для обоих. Что-то эпичное. Как тот рассвет.
То, что наша вылазка показалась ему эпичной, не могло не вызвать у меня улыбку.
– Договорились.
Он пошел в ванную, а я через холл наблюдала за тем, как он исчезает за дверью.
Пятнадцать
– Мыться здесь – правда плохая идея! – Я старалась докричаться до Купера.
Мне точно не хотелось, чтобы человек, которого я пыталась не любить, разгуливал у меня по ванной… и принимал душ.
Я думала, что он меня не услышал, но дверь приоткрылась, и из-за нее показался Купер.
– Что?
Фу, теперь я веду себя нелепо. Он и раньше принимал здесь душ.
– Ничего. Иди в душ.
Я собрала сушеных сверчков с ковра и выбросила их в корзину. Потом поставила галочку в списке. Я все еще успевала. Три картины уже почти закончены, и почти половина списка позади. Сейчас я охотно верила, что закончу в срок, но еще сомневалась, что мистер Уоллес заметит какой-либо прогресс. То, что работы стали другими, не значило, что они непременно стали лучше.
Проходя мимо двери ванной, я услышала, как Купер мурлычет какую-то незнакомую мелодию. Я зашла в гостиную, чтобы составить компанию маме с дедушкой.
– Где Купер? И дальше разносит коралловую краску по дому? – спросил дедушка.
– Коралловую, скажи? Рада, что мы сошлись на цвете. – Я кивнула в сторону холла и присела. – Он смывает свою коралловую краску в канализацию.
Мама сидела на диване и читала «Настоящее преступление», но на этих словах подняла взгляд.
– Как твои дела со списком?
– Очень неплохо. Нужно еще кое-что сделать. Но, если верить дедушке, я наполовину влюблена.
– О, да, я слышала об Эллиоте, – сказала она.
– Вы как парочка десятилеток-сплетниц. Здесь вообще нельзя делиться секретами.
– Я могила, – сказала мама с напускной обидой.
– А я сейф, похороненный в этой могиле, – добавил дедушка.
Я закатила глаза.
– Мы больше никому не скажем, – заверила меня мама.
Я почти сказала: «Конечно, не скажешь, ты больше ни с кем и не видишься». Но что-то в этот сарказме было запретным даже для меня.
– Ну, кроме папы.
– Ты рассказала папе?
– Конечно, дорогая. Ему нравится знать о таком. Он сказал, что в последнее время не получал от тебя вестей.
Я вся сжалась. В ответе на мое последнее письмо он перечислил несколько альтернативных имен мне на выбор и спросил, чего еще такого я сделала к его неодобрению. Я прочитала сообщение с телефона и собиралась ответить, как только окажусь за ноутбуком, но на этом и остановилась.
