Я молчу, замерев в ожидании.
– Уясни одну вещь, салага: когда я велю не совать свой нос в мои дела, ты должна заткнуться и послушаться.
– Уясни одну вещь, Телтфорд: я никогда никого не слушаюсь, кроме моей матери, – парирую я.
– Ты была марионеткой в руках Зака и Рамоны, – грубо напоминает он, сжимая рукой мои ягодицы.
– Ключевое слово «была», – отвечаю я и, оттолкнув парня, поправляю одежду, хватаю шарфик и вылетаю из ванной.
Если я способна на сочувствие и доброту, это не значит, что Блейн имеет право указывать мне, кого я должна слушаться и что должна делать! Моя жизнь долгое время зависела от людей, которых я считала семьей. Теперь я стала свободна и независима. Эту вещь Блейдан Телтфорд должен уяснить!
Оттенок двадцать второй
Блейн
Когда я остаюсь один в ванной, то еле сдерживаюсь, чтобы не побежать следом за Хейли и не проучить ее. Я еще никогда не видел ее такой, по крайней мере, пока она жила здесь. Сегодня Хейли показала себя с совершенно другой стороны. Дерзкая, сильная и чертовски сексуальная. Должен признать, ей очень идет гнев.
Вцепившись в раковину, смотрю на свое отражение, тяжело дыша. Мое тело еще помнит исходящее от девушки тепло. Ее запах по-прежнему окутывает ванную. Потираю и массирую шею, пытаясь обуздать свою плоть, которая подрагивает от возбуждения.
Очевидно, теперь я не смогу избегать или просто игнорировать Хейли. После нашего поцелуя я не могу прикасаться к чьим-либо еще губам, а уж поверьте, я пытался. Например, в университете, в тот день, когда мы с Хейли разговаривали в коридоре. На одной лекции я отпросился на пять минут и, как только оказался за пределами аудитории, встретил потрясающую блондинку. Но так и не поцеловал ее, потому что я – полнейший лузер. Эта маленькая брюнетка напрочь отбила у меня интерес к другим девчонкам.
Я хочу только Хейли. Врать не буду, она мне немного симпатична. Но я не могу сказать, что ослеплен ее красотой или изнемогаю от любви к ней. К салаге у меня чисто физическое влечение. Единственное, что я мечтаю сделать с ней – это увидеть, как она лежит подо мной, обнаженная и вспотевшая.
Трясу головой, пытаясь отделаться от назойливых, непристойных картинок. Меня бросает в жар. Я дышу еще тяжелее и никак не могу перестать думать о голой Хейли. Оттолкнувшись от раковины, запускаю руки в волосы и приваливаюсь к стене, съезжая по ней на пол. Чудодейственная мазь уже начинает действовать, и ушиб на боку болит не так сильно.
Как можно так сильно хотеть человека, которого ты поцеловал всего лишь один раз? У меня такого никогда не было, и это кажется нереальным.
Не зная, как отвлечься, я хватаюсь за первую попавшуюся идею. Звоню маме. Трубку она берет лишь спустя пять гудков. Ее голос звучит радостно, но мне кажется, что это просто маска, потому что она наверняка думает о Джезе и о том, что с ним делать, можно ли его перевоспитать.
– Как ты? – спрашиваю я после приветствия.
– Совсем неплохо. Вчера была у Кейси. Помнишь эту добрую тетушку? Когда вы с Джезом были совсем маленькие, она пекла для вас мягкое лимонное печенье. – Мама хохочет, а потом интересуется очень серьезным тоном: – А ты как?
– У меня была встреча с Джезом, – произношу я.
У меня нет желания говорить ей о своем состоянии, потому что врать не хочется, а правда ей наверняка не понравится.
– Когда? – Ее голос звучит глухо, и это меня настораживает.
– Пожалуйста, не паникуй раньше времени. Да и вообще, для этого нет причин, – спешу успокоить я маму. – Он предложил встретиться, нашел мой номер, написал и Хейли… Ну, ты поняла. В общем, мы… немного поговорили. И… Мам, я вызвал полицию. – Мой короткий рассказ скомкан и непонятен, но я не могу поведать все в деталях, зная, что она начнет волноваться.
– Они его поймали? – безэмоционально спрашивает она.
– Нет, он удрал, – тут же отвечаю я.
По ту сторону трубки слышится тишина. Я жду, когда мама переварит информацию и скажет хоть что-то. Я словно ощущаю ее боль. Мне никогда не понять, каково это – видеть, как воюют два твоих сына, как один из них уже никогда не будет нормальным человеком. Но я точно знаю, что иметь психа в доме – просто ужасно.
Когда я уже хочу окликнуть маму, потому что молчание слишком затянулось, она неожиданно начинает говорить, и я впитываю каждое ее слово, понимая, что это важно. Я должен слушать свою мать, потому что больше в этом мире мне никто не даст искреннего и хорошего совета.
– Просто будь осторожен. Как ни печально, но мы оба видим, что Джезу хуже. Он мстит, и никто не может предвидеть его действий. Я хочу, чтобы в первую очередь ты думал о своей безопасности.
Но я не могу думать о себе. Для меня важна безопасность близких, и Хейли тоже входит в этот круг. Я ужасно злюсь из-за того, что мама находится далеко от меня. Сейчас дорога к ее дому, которая раньше казалась мне недолгой, будто стала бесконечной.
– Кто-нибудь знает о Джезе, кроме Хейли? Ты кому-нибудь рассказывал о его освобождении? – спрашивает мама, понимая, что отвечать на ее предыдущую реплику я не собираюсь.
– Нет. – Даже о его существовании почти никто не знает, что говорить про его досрочный выход из клетки.
– Блейн, милый, скажи мне, какие отношения у тебя с друзьями?
– Нормальные, – не подумав, ляпаю я.
Меньше всего мне сейчас хочется говорить о своих товарищах. Мама понятия не имеет, что они даже не знают меня настоящего, не ведают, какие темные скелеты хранятся в моем шкафу.
– Ты уверен? – с недоверием произносит она.
– Да, мама, я уверен на все тысячу сто процентов!
– Тысячу сто процентов, – хмыкает она. – Ладно, скоро начнется мое любимое шоу, поэтому пора закругляться. Я люблю тебя, дорогой, обещай, что будешь беречь себя, – мягко требует мама.
– Обещаю, – шепчу я, притягивая одно колено к груди и обхватывая его рукой. – А ты обещай, что прямо сейчас закроешь все двери и окна, возьмешь биту и перцовый баллончик и всегда будешь держать их рядом с собой.
Она смеется. Даже не видя ее светлого лица и глаз, наполненных любовью, я догадываюсь, что она качает головой.
– Обещаю, – точно так же шепчет она. – Пока, – и отключается.
Ванная комната снова погружается в тишину. Положив телефон, я упираюсь лбом в колено, прикрыв глаза. Как же хочется избавиться от этого груза. Позабыть обо всех проблемах и обо всем плохом, что когда-либо случалось со мной, и быть простым студентом. Но нет же, мне выпала доля жить с целым багажом секретов.
Кто-то стучит в дверь, и я быстро вскакиваю, вытирая со щек влагу. Я слишком часто плачу, но главное, не делать этого перед другими. Дело не в том, что слезы покажут мою слабость, а в том, что люди начнут задавать вопросы, на которые я пока не готов ответить. Хотя пора бы уже. Как же заставить себя признаться во всем товарищам?
