Он усмехнулся:
– Странно доказывать это дрожащим голосом.
Я чувствовала, что вот-вот разрыдаюсь.
– У моего отца родился сын, – нехотя сообщила я. – Мама приняла эту новость слишком болезненно. А я… я даже не знала, что у папы другая женщина.
– Да… ситуация, – пробормотал растерянно Роб.
– Угу.
Роберт шагнул ко мне и бережно обнял меня. А я из последних сил держалась, чтобы не заплакать. Вспомнила, как еще осенью, когда я поссорилась с мамой, меня утешал Фил. Но тогда объятия не вызывали во мне таких сильных эмоций, хотя я искренне считала, что парень мне небезразличен.
Я крепко обнимала Роберта в ответ. Чтобы навернувшиеся слезы не потекли по щекам, подняла голову, разглядывая одинокий фонарный столб.
В один день моя жизнь превратилась в темный пустой двор. А Кайзер внезапно стал тем единственным светом фонаря у дома.
7 апреля 20…8
Уже неделю сбрасываю входящие звонки от отца, не решаясь на разговор.
До сих пор тяжело обсуждать с кем-либо эту тему. Каждое утро вымученно улыбаюсь зеркалу и стараюсь не думать о плохом. Постепенно эмоции утихнут, и жизнь пойдет своим чередом.
10 апреля 20…8
На протяжении весенних каникул я игнорировала Виту, давая понять, что дружба закончилась. Когда она в очередной раз настрочила мне личное сообщение с вопросом, что между нами все-таки произошло, я просто скинула ей ссылку на Вадика – Карининого парня. Больше рыжая мне не писала.
Сегодня в гимназии кандидаты читали ежегодные предвыборные речи… После уроков удрученные старшеклассники заняли свои места в актовом зале.
Я, Фил, Вита и Роберт стояли за кулисами вместе с Евгенией Яковлевной.
– Тяните жребий! – торжественно сказала она. – Именно он определит очередность ваших выступлений.
– Волнуешься? – шепнула я Роберту.
– Что? – Кайзер, не расслышав, наклонил голову.
Я тоже подалась вперед, нечаянно дотронувшись губами до мочки его уха.
– Волнуешься? – смутившись, повторила я.
В ответ Роб только закатил глаза. Мол, было бы из-за чего…
Жеребьевка показала, что первым выступит Фил, за ним Вита, потом Роберт, а мне предстоит закрыть сегодняшнюю программу. Вот и хорошо… Закончим на приятной лиричной ноте. Я была уверена в себе на сто процентов. Писала искренне, от души…
Гурьев, отойдя вглубь сцены, репетировал. Мы с Витой игнорировали друг друга. Конечно, меня неоднократно посещали мысли о том, что с сентября прошло много времени, и рыжая может сожалеть, раскаиваться. Но она даже не извинилась. Не объяснила, почему тогда так подло поступила… Поэтому я, гордо задрав голову, спустилась в зал. Послушаю речи остальных оттуда. Все равно выступать последней.
Заняла место рядом с Викулей и Кариной. Когда Филипп вышел на стену, раздались редкие аплодисменты. Было видно, что Гурьев страшно волнуется. Не все уютно чувствуют себя на подмостках, еще и перед полным залом зрителей. Фил начал неуверенно, но постепенно расслабился. Хотя речь его оказалась не слишком эмоциональной. Сухие факты: мы – выпускники – находимся на пороге великих открытий, за нами будущее и…
– Бла-бла-бла, – проговорила Карина, которая сидела слева от меня.
– Прости? – уточнила я у одноклассницы.
– Знаю, что Гурьев твой самый классный верный дружок, но речь его… Уснуть можно!
Я повернула голову направо, в сторону Викули:
– Ты тоже так считаешь?
Вместо ответа Вика демонстративно зевнула и прикрыла глаза:
– Хр-р-р, – изобразила она храп. – Хр-р-р-р!
– Дурочки! – негромко рассмеялась я.
Закончил свою речь Фил очень торжественно. Учителя аплодировали громче всех. Похоже, мотивационные слова о том, что за нами будущее, они приняли и на свой счет. Остальных же мероприятие не очень вдохновляло. На улице сегодня – плюс пятнадцать, птички поют, солнышко светит… Гулять бы, наслаждаясь теплым апрельским ветерком. Но традиции есть традиции.
Филипп ушел со сцены явно довольный собой. Евгения Яковлевна объявила Виту и спустилась в зал к другим учителям. Рыжая вышла на сцену, в отличие от Фила, уверенной походкой. А говорила, что выступать перед публикой боится… Замерла напротив стойки микрофона.
– Ну все! Держись, планета Земля! – усмехнулась Карина.
– Я слышала ее речь, – проговорила я.
– И как? – заинтересовалась Викуля.
– А-ля «дорогие россияне!», – поморщившись, ответила я. – Ничего особенного. Она еще сильно переживала, а я ее успокаивала… Пф-ф!
Вита начала ровным убаюкивающим голосом:
– «Добрый день, моя юность. Боже мой, до чего ты прекрасна».
Я изумленно открыла рот и резко нагнулась к полу, треснувшись лбом о спинку кресла, которое стояло передо мной.
– Ай! Черт…
– Дашка, ты чего? – нагнулась следом за мной Викуля.
Я уже потрошила школьную сумку, которая лежала у меня в ногах. Нашла тетрадь.
– Вита знала, что я писала речь на физике, – тихо пробормотала я.
– Молодость дана нам не только для знаний, но и для совершения глупостей, – продолжала со сцены рыжая. – А когда их еще делать, если не в семнадцать, в городе, который захватила весна?..
Я даже зарычала от злости, листая тетрадь по физике. Так и есть. Два последних листа оказались вырваны.
– Вот ведь… – я грязно выругалась, и десятиклассник, сидящий передо мной, повернулся к нам с круглыми глазами.
Я натянуто ему улыбнулась:
– Приветик! Кресло слишком близко, ударилась.
Я почесала лоб. Парень усмехнулся и отвернулся.
– Она украла твою речь? – ужаснулась Вика.
– В чем дело? – выпалила Карина. – Дашка, это ты написала?
– Вита на перемене перед уроком физики, когда мы были в столовой, вырвала из тетради Дашки страницы с речью, – вместо меня пояснила Вика. – Нет, я ей точно лохмы красные повыдираю!
Я и подумать не могла… Обескураженно сидела с отсутствующим видом, гипнотизируя Виту. Такую хорошенькую, нарядную, с сияющей улыбкой… Стерва! Кто бы знал…
– Мне конец! – проговорила я. – Выступаю после Кайзера. Я в таком шоке, двух слов связать не смогу…
От сложившейся безысходной ситуации тошнота подступила к горлу.
– Мне плохо! – жалобно простонала я. – Сбегу, чтобы не позориться!
Под жалостливые взгляды подруг я вскочила с места и, извиняясь, начала протискиваться к выходу. Конечно, Вита заметила мое позорное бегство. Она сделала паузу. Я взглянула на сцену, и наши глаза встретились. Рыжая улыбнулась мне и продолжила…
