Я схватил её, и сказал: «РАБОТАЙ НОГАМИ», но это было в действительности как: «РАБОТАЙ НОГАМИ», из-за шума плотины.
ЛИЯ, ЛИЯ, РАБОТАЙ НОГАМИ.
А потом я попытался крикнуть рыбакам: «Помогите!», но они не могли услышать, и тогда нас вынесло к белой воде, которая собиралась нас убить.
В Белой Воде
Теперь её глаза понимают, что она сделала; вода запрыгивает ей в рот и превращается в кашель, и я теряю её, и она уходит под воду, я не вижу её, но моя рука следует за ней и хватает её, и я вытягиваю её, она снова на поверхности и хватает воздух ртом, и я держу её руку, её запястье, мы пытаемся выплыть из белого, из шума, да только я даже один раз отжаться не могу, я совсем не Человек-Паук, а вода тянет, и вся природа тянет нас назад, и мы возвращаемся обратно в пену, и вода колотит нас со всех сторон, и нас стремительно утягивает вниз на наших спинах, вниз к плотине, как будто мы ничто, как будто мы какие-то деревяшки, я ничего не вижу и ничего не слышу, и вода с другой стороны тянет Лиино пальто, это как перетягивание каната, и вода выигрывает.
Вода везде, в моих глазах, в моём носу, в моих ушах и во рту, и я в ловушке под водопадом, хватаю этот дождевой воздух, и я ищу Лию, но не вижу её, и моего лица касается рыба и отлетает, и я плыву, как лягушка вверх ногами, и вода всё ещё толкает меня, и я чувствую русло реки и чувствую, как ее слизь прилипает ко мне, обнимает меня и хочет, чтобы я остался там навсегда, но во мне ещё есть воздух, так что я всплываю из слизи, переворачиваюсь и плыву в черноте, и всплываю, всплываю, но до поверхности ещё безумно далеко, и я теряю кислород, он камешками высыпается изо рта, я не могу дышать, и река выдавливает воздух из меня, как зубную пасту. «Где Лия? Где она?» – паника у меня в горле, а мне нужно дышать, я же не рыба, у меня нет жабр, моё тело – это машина, дыхательный аппарат, вдох и выдох, вдох и выдох, и ему нужно вдохнуть, сейчас ему нужно вдохнуть, на моем плече появляется что-то, что-то, рука тянет вверх, я не могу ждать, я не могу ждать, моё тело не может вдохнуть, вдохнуть, теперь дыши…
ньюаркская форель
подойди и поздоровайся с мистером фэйрвью,
когда руки и ноги оторваны от пола,
ощущение, будто ты летишь
после нескольких лет, проведённых
под тёплыми лучами солнца
в нормальных обстоятельствах
прямо из трента
у нас не было бы другого выбора,
кроме как исключить филипа из
неизведанный мир
уйти глубоко под землю и работать в темноте
во имя господа
во имя
во имя господа.
Лёжа в Иле
Филип?
Филип, парень.
Филип, ты меня слышишь?
Филип.
Филип?
Филип, парень, открой глаза.
Филип, попробуй и открой глаза.
Филип?
Филип?
Филип?
Мои глаза открылись и вылупились, и он там, этот голос там.
Он перекрывает небо. Это Дядя Алан, он выглядит очень обеспокоенно, и он говорит:
– Филип, ты меня слышишь? Если ты слышишь меня, скажи: «Да». Если ты слышишь меня, сынок, скажи: «Да».
Я говорю:
– Да.
Он поднимается на семь миль в высоту и отходит, и я поворачиваю голову, тяжёлую, как весь этот мир, и слежу за его спиной, и вижу Лию на земле, в иле, лежащую замертво, и человека, который оказывает ей Первую помощь – сначала дышит рот в рот, а потом давит на сердце руками, и Дядя Алан разговаривает с этим человеком, указывая на воду.
Дядя Алан кричит:
– Я ДОЛЖЕН ЕГО ДОСТАТЬ.
Человек, я теперь вижу его лицо и его полузакрытый глаз, это Терри-Сонный Глаз, продолжает толкать сердце Лии, и он спрашивает:
– КОГО?
– В ВОДЕ ЕСТЬ КТО-ТО ЕЩЁ.
Терри смотрит на воду:
– ТАМ НИКОГО НЕТ.
– ТАМ.
– ТАМ НИКОГО НЕТ.
– Я ДОЛЖЕН ЕГО ДОСТАТЬ.
– ТАМ НИКОГО, СУКА, НЕТ.
Мой расфокусированный взгляд следует за Дядей Аланом, как он идёт обратно к реке, как он входит в воду и плывёт кролем вперёд, пытаясь двигаться по прямой, но из-за плотины его сносит влево, а Терри ломает кости Лии, крича:
– АЛАН! АЛАН! АЛА-А-А-АН!!!
Я пытаюсь увидеть, где плывёт Дядя Алан, но в воде никого нет, и только когда я закрываю глаза, тогда я вижу мужской затылок.
Думаю, это папина голова, и он плещется, как в бассейне на Родосе, а Дядя Алан подплывает всё ближе, но Папа, или Призрак Отца, или человек, похожий на Папу, всё больше отдаляется, а когда я снова открываю глаза, только Алан плывёт в никуда.
– АЛА-А-А-АН!!!
Я пытаюсь пошевелить головой, и мне удается, но она всё ещё слишком тяжёлая.
Я слишком тяжёлый. Я даже не чувствую, что у меня есть тело, будто я и есть берег реки и ил, и я был этим илом вот уже две тыщи миллионов лет, и я вижу всё, Терри и Лию на берегу реки, и Терри из Скорой Помощи Святого Иоанна, он зажимает ей нос и дует ей в рот, а потом перестаёт дуть и прислушивается к её рту, и смотрит, как тонет Алан, погружаясь.
– АЛА-А-А-АН!!!
Лия пробуждается из мёртвых и кашляет.
Терри говорит:
– Девочка, девочка, с тобой всё в порядке, с тобой всё в порядке.
Святой Иоанн приподнимает её голову, и река выходит у неё изо рта и стекает по её подбородку, и он кладёт её голову в ил и поворачивает на бок, лицом ко мне, но её глаза всё ещё спят.
Он встаёт, бежит к кромке воды, расстёгивает молнию на куртке своего спортивного костюма, отшвыривает её и ныряет, следуя за белизной, которую Дядя Алан оставил в воде.
Я пытаюсь поднять голову. Я пытаюсь встать. Я очень устал. Я смертельно устал.
Я вижу Лию, её лицо с одной стороны в иле, она всё ещё выглядит мёртвой, и я думаю, что я тоже мёртв.
Мы – мертвецы, которых не похоронили должным образом на речном берегу, и мы останемся здесь, потому что паромщик не отвезёт нас в Подземный Мир.
И тогда я вижу их.
Они стоят там, как Фурии. Рэй Гудвин, Викторианец, Мистер Фэйрвью и все Призрачные Отцы. Они все смотрят на меня, кроме Мистера Фэйрвью, который смотрит на Лию. Потом Рэй Гудвин в своей клетчатой рубашке и в очках смотрит на меня с Муками на лице и говорит: «Мёртвые не отдыхают, Филип», и его голос заставляет меня погрузиться в ил и в сон.
