– Air Hercules.
Росс сказал:
– Нам их подарили.
Гари ударил Росса по руке, когда он это сказал, словно это был секрет.
Я сказал:
– О-о.
Потом они снова начали плевать, пытаясь достать до травы, но я не стал пробовать на этот раз. Я просто сидел и смотрел, как пузырятся плевки, а потом встал и сказал:
– Увидимся.
Они сказали:
– Увидимся, Филипок.
– Увидимся, приятель.
Но на этот раз это прозвучало как-то неправильно, будто слово «приятель» жуком заползло мне в уши и застряло у меня в голове.
Когда я возвращался в Паб, я проходил мимо мусорных баков, и у баков лежали пакеты, и на двух было написано: JD Sport, внутри них виднелись коробки с надписью: Nike.
Я проверил, не наблюдает ли кто-нибудь за мной, но никого не было, кроме призраков, которых я не видел, и я вытащил коробку и заглянул внутрь, там была этикетка с надписью: Nike Air Hercules, и ещё в пакете был кусок синей бумаги, на котором было написано: Nike Air Hercules x 2 почерком Дяди Алана. Я знал, что он купил их, чтобы заставить Росса и Гари шпионить за мной. Я снова услышал слова Гари в своей голове:
– Ты сделал это, Филипок? Это был ты?
Тогда я понял, что во всём мире нет никого, кто был бы тем, за кого ты его принимаешь. Никому нельзя доверять. Ни мёртвым, ни живым. Все всё время врут и скрывают свою ложь, это нельзя увидеть, но можно учуять, если знать как и если ты это чуешь, то запах будет посильнее Бомбы-Вонючки. Я зашёл внутрь, пошёл в свою комнату и закрыл глаза, и у меня было чувство, что случится ещё что-то плохое.
Призрачные Слова
Призрак Отца пришёл ночью, и его оправдания падали мне в мозг одно за другим:
«Это была ошибка, Филип, это была ошибка.
Меня вырубало.
Было трудно увидеть.
Я не мог нормально видеть, Филип.
Он выглядел, как Дядя Алан, сынок.
Он был похож на Дядю Алана.
Ты думаешь, я хотел, чтобы это произошло?
Ты думаешь, это то, чего я хотел?
Я хотел, чтобы это был Дядя Алан.
Это должен был быть Дядя Алан.
Если бы ты действовал раньше.
Если бы ты не ждал.
Почему ты ничего не делал?
Почему ты не сделал что-нибудь раньше?
Ты был тормозом, Филип.
Тормозом.
Прости, сынок, но ты должен.
Нет.
Прости, сынок, я не хотел.
Филип, я не должен был этого говорить.
Филип, я.
Филип.
Филип, сынок.
Фил.
Ф…»
И я сказал:
– Уходи. Просто уйди.
Ушёл и Умер, Ушёл и Умер
Я должен был рассказать Лие и Дэйну Правду.
Я должен был рассказать им, прежде чем Призрак Мистера Фэйрвью им расскажет, поэтому я пошёл отпроситься у Мамы. Она делала свои упражнения, её руки и колени были на полу, она задирала поочерёдно то одно, то другое колено, как собака, когда писает.
Я спросил:
– Можно мне выйти на час? Можно мне сходить в библиотеку?
Библиотека не работала по воскресеньям, но Мама этого не знала, поэтому это был хороший повод.
Мускулистый Бобби с DVD сказал: «Сейчас вы уже точно должны их почувствовать».
Мама, продолжив поднимать колено, посмотрела на меня и сказала:
– Я тебя отвезу. После тренировки.
Бобби сказал: «Проработайте ягодицы по-настоящему, до жжения. Почувствуйте, как они горят. Поджигаем весь дом».
Я сказал:
– Можно, я сам схожу?
Она сказала:
– Ладно. Да. Но только на час, не больше. Чтобы не как вчера.
Мне было наплевать, если Дэйн и Лия сообщат обо мне полиции, но я немного боялся, что Дэйн убьёт меня, потому что тогда я мог оказаться в Муках.
Но я подумал, что Муки, возможно, лишь ещё одна ложь. Возможно, Призрак Отца и не был Призраком Отца вовсе, а просто был Дьяволом, который пытался заставить меня совершать плохие поступки типа убийства Мистера Фэйрвью, потому что тот любил Бога, а не Дьявола.
Бритая голова Дэйна появилась передо мной за матовым стеклом, и он открыл дверь. Я испугался, что он убьёт меня прямо на месте, но он посмотрел на меня как на незнакомца или будто я был пустым местом, или водой в аквариуме. Я сказал:
– Привет.
«Привет» прозвучало глупо, так как всё звучит глупо, когда умирают люди, а я хотел сказать ему, что это я убил его отца, но я этого не сделал.
Он не сказал «Привет» в ответ, но впустил меня.
В доме никого не было, кроме Лии и Дэйна. Я подумал, что, может быть, они теперь будут жить вместе одни, без взрослых.
Я поднялся наверх и открыл, толкнув, дверь Лии. Она сидела там на кровати в пальто, в капюшоне с меховой оторочкой, который делал её похожей на зверька. Зверька, который может лазить по деревьям. Я сказал:
– Лия?
Только слова остались незаметными для её ушей.
– Лия?
– Лия, это я.
– Филип.
Я сел рядом с ней на кровать и увидел отражение её лица в окне. Оно было прозрачным как приведение, оно не плакало, оно было никакое, и я оглянулся на плакаты, которые все улыбались, будто им не было дела до происходящего. Я сказал:
– Лия, прости.
Она впивалась ногтем правого большого пальца в левую руку, на которой появилась кровавая смайл-скобка, и она сказала медленно тихим, как воздух, голосом, почти пропела:
– Ушёл и умер, ушёл и умер
[35].
У окна было письмо и в голубой обложке два билета с надписью: «Авиалинии Новой Зеландии». Я спросил:
– Они от твоей тёти? Ты собираешься жить в Новой Зеландии?
Её голова слегка склонилась на левую сторону, глаза стали больше в отражении, а она продолжала повторять:
– Ушёл и умер, ушёл и умер, ушёл и умер, ушёл и умер, ушёл и умер.
Я сказал:
– Лия. Лия?
Я увидел, как её ноготь ещё глубже впивается в руку, и я попытался заглянуть ей в лицо, но там был только её капюшон, поэтому я посмотрел в окно и вздрогнул, потому что рядом с ней в стекле был кто-то ещё с лицом красным, как у Дьявола, и он обнимал её рукой, и он сказал: «Уж не малыш ли это Филип?»
