Я достал Магний из своей сумки и высыпал гранулы в линию на земле вдоль двери, они блестели, хотя на улице становилось всё темнее и темнее.
Я нащупал в кармане спички и достал их. Я пытался заглянуть в щель в двери, чтобы увидеть, кто там внутри гаража, я не хотел убивать клиентов или Терри-Сонного Глаза, я хотел убить только Дядю Алана.
Я увидел тень, проходившую мимо, но не мог понять, была ли это тень Дяди Алана. А потом я услышал Призрака Отца позади меня.
Он знал, о чём я думаю, и сказал: «Там только он, Филип. Там только Дядя Алан. Он единственный там. Все клиенты ушли. Поэтому двери закрыты».
Я оглянулся, Призрак Отца стоял перед проволочным забором Техникума, он сказал: «Там больше никого нет».
Его голос сказал: «Сделай это, Филип».
Сделай.
Сделай.
Сделай.
Зажги спичку.
Подожги его, Филип.
Давай.
Поджигай.
В Объятиях Морфея
Из подземных ртов вырывались двести языков и лизали дерево, а я смотрел на это с минуту, лицо моё разгорячилось, я не видел Призрак Отца, но он сказал: «Беги».
Я сказал:
– Пока, Пап. Я люблю тебя.
Он сказал: «Беги!»
Я слышал что-то внутри Автосервиса. Кто-то орал. Я подумал: «Это он! Это он!»
И я убежал от пожара, и я бежал и бежал, и услышал звук, похожий на взрыв, а затем какой-то всасывающий звук, будто Автосервис пытался дышать. Я повернулся и увидел огонь, вырывавшийся из двери по кругу.
Я пробежал мимо Техникума. Велосипеды, пристёгнутые к забору, выглядели странно в темноте. Они были похожи на множество больших очков, смотревших на меня. Когда я добрался до главной улицы, я перестал бежать и огляделся в поисках Призрака Отца, но его нигде не было. Он был в Автосервисе и смотрел, как Дядя Алан умирает в огне, а затем Призрак Отца навсегда отправится Покоиться с Миром.
Я шёл по главной улице, и никого не было из-за холода, я прошёл мимо теннисных кортов и через парк, так что машинам я на глаза не попадался. Я увидел дым. Это были чёрные облака, поднимавшиеся вверх, чтобы стереть звезды.
Я подумал: «О нет, что если огонь не прекратится? Что, если это будет как в Риме в 64 году нашей эры, когда город всё горел и горел? Или как в Великий Лондонский Пожар в 1666 году? Что, если я устроил Великий Пожар в Ньюарке? Или даже Великий Пожар Англии, и вся страна сгорит, и всем придётся жить на острове на воде в Парке Руффорд, куда мы с Мамой и Папой ходили, когда я был маленьким».
Я видел Лэса-Les Miserable на Бридж Стрит. Он шёл с женщиной, а когда увидел меня, перестал держать её за руку. Он увидел, что я смотрю на него, выпустил облака изо рта и сказал:
– Всё хорошо, парень, Фил?
Я сказал:
– Да.
Я шёл дальше, а потом услышал, как приближается пожарная машина – иуу-ауу иуу-ауу, и я побежал в Паб, прошёл через заднюю дверь и поднялся наверх. Я услышал, как Мамины ноги выходят из Паба в коридор, и Мамин голос поднимается наверх:
– Филип? Филип? Филип?
Я ответил:
– Да.
Мама поднялась по лестнице и спросила:
– Где, ЧЁРТ побери, тебя носило?
Я сказал:
– На улице. Я гулял.
Пламя расщепляло его, как свинину, он кричал и кричал, но было слишком поздно.
Мама сказала:
– Что ты имеешь в виду, на улице? Где гулял?
Я сказал:
– Просто гулял.
Шланги лили воду, и она проливалась дождём на Автосервис, но огонь и дым не прекращались, пока Дядя Алан не стал призраком, а Папа не смог сказать ему, что случилось.
Я убил Дядю Алана, и мне хотелось увидеть Призрак Отца, потому что Призрак Отца был единственным, кто знал, что это я убил его. Только Призрак Отца исчез, и покинул Муки, и был в Раю, или в Ничто.
Я лежал на своей кровати и ждал, когда зазвонит телефон, или, когда Мама начнёт беспокоиться, но Мама не волновалась. Я подумал о Лэсе-Les Miserable и женщине, которых я встретил, и о том, что будет, если они скажут полиции, что видели меня. Я думал о Дяде Алане, и всё это беспокойство было похоже на электричество у меня в теле, и все мои вены были металлическими проводами, которые ПРОВОДИЛИ это электричество.
Я убил его, я его расщепил, и теперь его жизнь была во мне. Я забрал её, но одно тело не создано для двух жизней, в моих проводах было слишком много электричества, поэтому я не мог остаться лежать. Я вышел в коридор и криком позвал Маму.
Я сказал:
– Мам, Мама.
Она вышла из бара, остановившись внизу лестницы, и сказала:
– Тс-с.
Я спросил:
– Почему?
Она сказала:
– Ты разбудишь Алана.
– Что? – переспросил я.
Она сказала:
– Ты разбудишь Алана.
– Что? – переспросил я.
– Ты разбудишь Алана, – сказала она.
Я спустился вниз и сказал:
– Дядя Алан в Автосервисе. Он в Автосервисе.
Мама сказала:
– Он пришёл домой днём, у него голова заболела. С тех пор он в объятиях Морфея.
Мама спросила:
– С тобой всё хорошо, Филип? Ты выглядишь так, словно увидел…
Я побежал вверх по лестнице быстрее, чем её вопрос. Я вошёл в спальню Мамы и Папы, и он лежал там на кровати, его огромный живот возвышался как холм, он храпел, как свинья, совсем не расщеплённый, целый.
Я подумал, что он может быть призраком, а Мама просто не знала, что он призрак. Но он не просвечивал, и призраки не спят и не прогибают кровать, и я подумал: «О нет».
Я вспомнил звук в Автосервисе. Орущий звук. Он снова зазвучал в моих ушах: «A-a-a-a-a-a-a-a», и моё лицо бросило в жар, будто я всё ещё был перед огнём, и я подумал: «О нет. О нет. О нет. О нет».
Я оглядел комнату, город баночек и тюбиков, автозагаров, и зеркало, и Дядю Алана внутри зеркала, всё ещё находившегося в объятиях Морфея. Мне нужен был Призрак Отца, но его там не было. Я вышел из комнаты, спустился вниз в Паб, там все лица смеялись. Большой Вик, и Карла, и Мама. Все они были как Черти. Большой Вик сказал:
– Зуб даю, это грёбанная правда.
Они все снова засмеялись, а потом Карла увидела меня и сказала:
– Всё хорошо, Филип, милый?
Мама повернулась и сказала:
– Ты же не разбудил Алана, да?
Большой Вик посмотрел на меня так, словно я был вопросом с большим выигрышем, как на Автомате «Кто хочет стать Миллионером?», на который он не мог ответить, и именно в этот момент зазвонил телефон – дзынь-дзынь.
