Дядя Алан ушёл и взял с собой Терри-Сонного Глаза, и они начали готовить фейерверк. Я остался с Мамой, и она приобняла меня. Все фейерверки расставили рядом с Контейнерами для Стекла. Я поискал глазами Отца, но он был в Муках, и я подумал, что все Призрачные Отцы наблюдают за нами, и ещё мне было интересно, любят ли призраки фейерверки.
Первым запалили фейерверк «Екатерининское Колесо», которое вертелось и странно шумело. Потом Дядя Алан наклонился и поджёг ещё один фейерверк, но тот не сработал, он вернулся к нему, а я повторял про себя: «ВЗОРВИСЬ, ВЗОРВИСЬ».
Мама сказала:
– Осторожно.
Дядя Алан встал, побежал, сощурившись, потому что у него болела спина, а фейерверк взлетел в воздух, и взорвался, и раскрылся в небе зонтом из звёзд. Все хлопали, кроме тех, кто держал бокалы, и кричали: «Юху-у-у». И ещё один фейерверк взлетел в небо, он был таким же, только ещё выше. Я наблюдал, как желтовато-белые линии становились точками и таяли, превращаясь в ничто в ночи. Было ещё пять фейерверков – один розовый, один, который не сработал, ещё один как большой одуванчик, потом был просто взрыв с зеленоватыми крутящимися шипучками и ещё один, который кричал, как раненое животное.
Большой Вик спросил своим громким голосом:
– Это всё?
А Лэс-Les Miserable своим тихим голосом пробубнил в свой пунш:
– Скряга.
Некоторые люди немного похлопали, а Мама хлопала много, а потом все стали возвращаться в Паб. Дядя Алан и Терри-Сонный Глаз занесли столы, и Алан пробормотал:
– Ох-х, моя спина.
Это навело меня на мысль, что он собирается принять ванну сегодня вечером. Но он этого не сделал.
Фурии
Римляне думали, что, когда умираешь, отправляешься в Подземный мир.
Нужно было переправиться через Реку Стикс на пароме и отправиться в счастливое место под названием Аид. Но это только если тебя похоронили должным образом, а если тебя похоронили неправильно, и у тебя нет монетки во рту, то паромщик по имени Харон не позволит тебе переправиться через реку. И тогда твоё мёртвое тело просто останется у реки, пока не придут собаки и не съедят его. Там были мерзкие ангелы, которых называли Фуриями. Они присматривали за всеми мёртвыми телами и хохотали, они любили смотреть на всю эту кровь, потому что большинство людей, которых не хоронили, умирали плохой смертью. Некоторых РАСПИНАЛИ, другим отрубали головы или перерезали горло, а некоторых, напримерхристиан, сжирали львы, а Фуриям нравилось видеть всю эту кровь, потому что они думали, что тела заслуживали этого, и они радовались тому, что они ангелы, а не люди, потому что ангелы лучше людей и духов и не чувствуют боли.
Машина Времени
Я проснулся, но было ещё темно. Вдалеке слышался звук поезда, словно мир тихонько вздыхал. Иногда, когда просыпаешься, ты будто в другом времени, словно ты переместился на машине времени, и сейчас я оказался во времени до смерти Папы.
Всё было нормально, Папа был в постели с Мамой в соседней комнате, он спал, положив руку ей на плечо, а я думал о поездке с ним в субботу на Дерби. Она обещала быть здоровской, и мой мозг думал всё быстрее и становился всё менее сонным, и это продвигало меня по времени, пока я не оказался в своём утре.
И тогда я понял, что Папы нет в соседней комнате, и он не возьмёт меня с собой на футбол, и когда я это вспомнил, тяжёлое чувство накрыло мой мозг.
В будущем, вероятно, появятся весы, которые смогут определить, насколько тяжелы воспоминания, и это будет похоже на визиты Мамы и Ренуки в Весоконтроль
[24]. Люди или специальные врачи в Мозгоконтроле скажут:
– Это воспоминание очень тяжёлое, вашему мозгу нужно сбросить этот вес.
Затем они расскажут, как правильно тренировать мозг, чтобы ему стало легче.
Мой мозг был таким тяжёлым этим утром, что я сомневался, что смогу оторвать голову от подушки, если не вытряхну оттуда несколько картинок с Папой. Например, картинку, когда он обрызгал нас с Мамой водой из бассейна на Родосе, когда мы лежали сухими на шезлонгах.
Или картинка потяжелее – Рождество, Паб закрыт, на Папе оранжевая бумажная корона, и он смотрит «Титаник» и плачет, и говорит: «Я не плачу, не говори глупости, я не плачу», но он плакал.
Или, когда мы поехали на Дерби и нам пришлось прятать наши шарфы, потому что мы сидели на трибуне со всеми Приезжими фанатами.
Самая тяжёлая картинка из всех, когда мы пошли на Редутные Холмы
[25] в снег, его лицо было красным и холодным, а руки – тёплыми в шерстяных перчатках с узором, а я всё ещё был достаточно мал, чтобы не бояться держать его за руку, и он тащил санки.
Он смотрел на меня сверху вниз, его слова повисали в воздухе облачками, и снежинки превращались в дождь у него на носу, и он предлагал словами: «Давай, бегом наверх наперегонки!»
Он отпустил мою руку и побежал в гору, и, хотя он тянул санки, я не мог его догнать. Потом он замедлился наверху и позволил мне его обогнать. А когда я его обогнал, он сказал, как комментатор по телевизору: «И Филип Нобл в седьмом ряду вырывается вперёд и занимает своё место в Истории с новым Мировым Рекордом».
А потом, когда мы добрались до вершины, мы оба рухнули спинами в хрустящий снег и пускали облака смеха в небо. Я приподнялся на локтях и смотрел на него, лежавшего на снегу, и таким счастливым я никогда ещё не был. Больше я ничего не мог вспомнить, потому что эта снежная картинка таяла в моей голове.
Настоящий Дядя Алан
Я услышал, что течёт вода, как водопад. Это было в ванной. Дядя Алан принимал ванну.
В моем мозгу произошёл щелчок, как от соединившихся деталек Лего, и я вспомнил про взрывчатую Соль для Ванн. Я гадал, взорвётся ли весь Паб или только ванная. Я думал, что всё-таки только ванная комната, потому что стены там толстые, ванна тонкая, а Дядя Алан мягкий.
И я просто лежал в постели, затаив дыхание, удерживая себя от того, чтобы не остановить Дядю Алана и не помешать ему принять ванну.
Вода всё ещё текла, а из ванной раздался голос, и это был не Алан, голос просто звал Алана.
– Алан.
– Алан.
– Алан.
– Алан.
– Ала-а-а-ан!
Я подумал: «О нет»; но потом я решил, что всё в порядке, потому что у Мамы спина не болит, но потом я услышал Алана в маминой спальне, когда он сказал:
