Пакет вылетел на дорогу, поднимался дальше по улице мимо Театра «Палас», мимо нескольких магазинов, мимо Золотого Дома и улетал всё дальше. Он летел мимо светофора и больницы, и никого не было кругом, только несколько машин просвистели мимо да кто-то выгуливал чёрную собаку, настолько чёрную, что она была похожа на гуляющую дыру. Пакет влетел в настоящую дыру в живой изгороди, а я протиснулся за ним, порвал одежду и продолжил идти, пока не добрался до кладбища с могилами, где люди лежали, как в кроватях, под одеялами из травы. Я понял, что именно так Призрачные Отцы пытались сказать, что Призрак Отца там, потому что, когда пакет пролетал мимо могилы Отца, он коснулся её, прежде чем взлететь над домами на другой стороне улицы. Я смотрел на могилу Отца в полумраке.
Брайан Питер Нобл
10 декабря 1963 – 25 сентября 2005
Любимый Отец и Муж
ПОКОЙСЯ С МИРОМ
Я сказал себе под нос одно слово, и это было не Папа, и не Пал. Это было что-то среднее. В течение одной минуты я думал, что это невозможно, чтобы Отец был мёртв. Он всё ещё был таким живым в моей голове. Я чувствовал его запах, слышал его голос. Однажды все были такими же реальными, как Отец, даже Император Нерон и Юлий Цезарь, или Александр Великий. Они даже чихали и вздрагивали во сне, а теперь они – ничто. Потом я увидел рядом с могилой Отца металлическую коробку для цветов с отверстиями в верхней части, как у радио. Я смог разглядеть её в темноте и удивился, почему там не было цветов, потому что Мама обычно ставила туда цветы, но цветов там не было, и в этот момент я увидел белый свет, поднимавшийся сквозь отверстия тонкими лучами. Эти лучи были расплывчаты и, соединяясь, приняли очертание, похожее на мужчину, похожее на Отца, и это был Призрак Отца.
Призрак Отца выглядел рассерженным, он сказал: «Филип, что ты здесь делаешь?»
Я ответил:
– Ничего. Пришёл, чтобы найти тебя, я хотел увидеть тебя, потому что, потому что ты был прав. Они женятся. Мне жаль. Прости.
«Ты слишком много отвлекаешься, Филип», – сказал он.
– Почему? – спросил я.
«На девушку, Филип. Твою девушку».
– Лию, – сказал я.
«Да», – ответил он.
Я посмотрел сквозь него на другую сторону кладбища, там у скамейки под деревьями шумели какие-то мальчишки.
Призрак Отца сказал: «Ты не должен с ней больше видеться. Ты должен сказать ей, что вы больше Не Встречаетесь».
– Почему? – спросил я.
«Если ты хочешь защитить её и себя, ты должен оставаться один, – сказал он. – Только ты».
– Почему? – спросил я.
«Ты не можешь рисковать, отвлекаясь на посторонние мысли, Филип. Доверься мне. У нас время заканчивается», – сказал он.
– О’кей, – сказал я.
Тогда он сказал: «Ты должен сказать ей всё как можно скорее. У тебя не должно быть ни друзей, ни подружек, никаких отвлекающих факторов, пока всё не закончится, Филип. Это для твоего же блага. Я пойду с тобой».
– Что? – спросил я.
«Я пойду с тобой домой к этой девочке», – сказал он.
– Нет, – сказал я.
Но он уже шёл впереди.
Мы подошли к мальчишкам у скамейки, и я увидел их, а они увидели меня, поэтому я остановился, и Призрак Отца остановился и спросил: «Филип? Что ты делаешь?»
Я сказал:
– Пап, подожди.
Доминик Уикли сказал:
– Это ж Псих.
Джордан Харпер был в кепке, он рассмеялся, и его рыбьи глаза выпучились. Он сказал:
– Гляди, он сам с собой разговаривает.
Доминик Уикли очень медленно катился на своём горном велосипеде, в то время как все остальные мальчишки шли рядом с ним, он сказал:
– Он думает, что может разговаривать со своим отцом. Псих.
А Джордан добавил глупым высоким голосом:
– Подружки-то нету, чтоб защитить его.
Я пытался что-то сказать, но мне было страшно, а Доминик Уикли слез со своего горного велосипеда и отставил его в сторону у могилы. Стало совершенно темно.
Доминик Уикли сказал:
– Если мы убьём тебя, ты сможешь говорить со своим отцом сколько захочешь.
Другой парень, которого я не знал, сказал Доминику:
– Врежь ему.
Я не видел, что произошло, я просто упал на землю.
Головная боль убивала, болело так сильно, что казалось, что боль не только внутри, но и снаружи моей головы, как будто всё кладбище стало частью моей головной боли.
Я попытался встать, но чья-то нога придавила меня и вытолкнула из меня весь воздух. Другая нога ударила меня по заднице, лицо зарылось в землю, в траву, и я прошептал:
– Папа! Помоги мне, Папа!
Я увидел, как что-то белое пролетело мимо меня, это был Призрак Отца, и я попытался встать. Я наполовину поднялся, когда раздался смех, а через несколько секунд я услышал, как Призрак Отца в воздухе сказал: «Рэй! Ему нужна помощь».
И он поднялся. Ветер. Он начал дуть очень сильно, и Доминик снова толкнул меня на землю и ударил меня, ветер дул сильнее и громче, и велосипед Доминика упал. Я поднял глаза, Джордан наклонился вперёд против ветра, его кепку сорвало с головы и унесло за дерево. Он ощупал руками голову и побежал за кепкой, а ветер украл кепки у остальных мальчишек, и пакет Morrisons влетел в лицо Доминику. Он закричал, но я не услышал, что он сказал. Потом он избавился от пакета, схватил свой велосипед и уехал за другими мальчишками, догонявшими свои кепки.
Я сидел за могильным камнем, покрытым плесенью, словно кусок хлеба, там ветер не был таким сильным, но боль всё ещё пульсировала у меня в голове. Когда ветер стих, я вернулся на улицу и пошёл за Призраком Отца к Лие.
Рыба в море
Призрак Отца сказал: «Постучи в дверь».
Я постучал, открыл Мистер Фейрвью, и его старое длинное лицо оглядело мой костюм, весь в обрывках живой изгороди, и он сказал:
– Что это, во имя всего святого?!
– Пожалуйста, Лия тут? – спросил я.
Мистер Фейрвью взглянул на часы, но Лия, должно быть, услышала меня, потому что она была уже позади него и сказала:
– Папа.
Она сделала такое лицо, что Мистер Фейрвью понял, что ему надо уйти, и Мистер Фейрвью ушёл, потому что он не был похож на обычных родителей, которые строги со своими детьми и добры к чужим. Мистер Фейрвью думает, что Лия – ангел, и, я думаю, он считает, что Дэйн – дьявол, потому что Мистер Фейрвью вернулся в дом и начал ругаться с Дэйном.
Лия кашлянула и сказала:
– Кажется, я заболеваю.
Она вышла наружу через заднюю дверь, потому что она не пользуется главной. Она вышла в садик позади дома, где я стоял с Призраком Отца. Она посмотрела на мою одежду и обрывки живой изгороди на ней и сказала: