После чая Дядя Алан уселся в кресло Отца и, проглотив свою еду, сказал:
– Знаешь, сколько прибыли ты упускаешь здесь?
Мама этого не знала, так что Дядя Алан сказал:
– Я мог бы помочь тебе его изменить, правда, я могу.
Тогда Мама спросила:
– Что ты имеешь в виду?
Дядя Алан присвистнул своим волосатым носом и сказал на выдохе:
– К примеру, все эти Настоящие Эли.
– Что с ними не так?
Дядя Алан сложил ладони, всё ещё присвистывая носом, и сказал:
– Устаревшие, убогие, невыгодные.
– Но… – сказала Мама.
Дядя Алан поднял руку и сказал:
– Я знаю всё, что ты собираешься сказать, но факты говорят сами за себя. Люди хотят лагер. Они хотят марки, которые знают, и цены, которые они могут себе позволить.
– Но…
Дядя Алан прервал её:
– Послушай. Я не Билл Гейтс, но я кое-что соображаю в том, как заработать деньжат.
– Но…
Дядя Алан продолжал:
– Голова должна руководить сердцем. Не наоборот. Последнее, чего хотел бы Брайан, так это увидеть упадок этого места.
– Да. Да. Ты так это всё поворачиваешь.
– Мам, можно я пойду в свою комнату? – спросил я.
Дядя Алан продолжал:
– Всё, чего я прошу, дать мне зелёный свет на месяц. У меня масса идей.
Я повторил:
– Мам, можно я пойду в свою комнату?
– Что, Филип?
Мой вопрос постепенно дошёл до неё, и она ответила:
– Конечно, да, можно.
Я ушёл к себе.
Позже к нам зашёл Мистер Фейрвью.
Мистер Фейрвью – друг Дяди Алана, ещё он его Партнёр по Автосервису, но он там не работает, и у него нет черноты на руках, он носит одежду, как будто из машины времени, и прилизанные волосы.
Мистер Фейрвью и Дядя Алан были давними друзьями, они вместе рыбачили с ещё одним человеком по имени Терри, которого я не знаю. Дядя Алан посмеивался над Мистером Фейрвью за его спиной, потому что Мистер Фейрвью – Святоша и всё время говорит цитатами из Библии.
Он зашёл повидать Дядю Алана, было уже семь, и я сидел у себя, и Мама зашла и сказала:
– Пойдём поздороваешься с Мистером Фейрвью.
Но на самом деле она хотела, чтобы я встретился с Лией, дочерью Мистера Фейрвью, она в восьмом классе, то есть на год старше меня, и я не был с ней знаком, хоть и видел её на собраниях, она высокая, у неё длинные каштановые волосы с рыжинкой, а ещё при улыбке кончики губ опускаются вниз, и это красиво.
Когда я спустился в кухню и заговорил с ней, Мама и Дядя Алан округлили глаза, будто мы с ней были парень с девушкой, а Мистер Фейрвью просто смотрел на меня, и лицо у него было длинное и старое, и он походил скорее на её Дедушку, а не на Папу. Мама подвела свои тонкие, как ниточки, брови и вообще Макияж был ярким. Потом я заметил большую серебристую рыбину на кухонном столе.
– Посмотри, что Мистер Фейрвью принёс нам, Филип, – сказала Мама.
Я посмотрел на рыбину и на грустную улыбку Лии.
– Ньюаркская Форель прямёхонько из Трента. Ни в одной рыбной лавке в городе такую большую не найдёте, – сказал Мистер Фейрвью.
Мистер Фейрвью выглядит так, будто он уже родился взрослым, потому что сложно представить, что его лицо когда-то было мальчишеским, и кажется, что Бог дал ему кожу не его размера, потому что у него слишком много морщин, и она свисает с его щёк, как у собаки.
Глаза мёртвой рыбины уставились на меня, и от этого мне сделалось как-то странно, и я увидел, как её рот зашевелился и произнес: «Рыбная лавка», но я закрыл глаза, зажмурился, потом открыл, и я точно знал, что это моё воображение.
Я заговорил с Лией, и она смотрела на меня, как будто я прикольный, и тут Мама сказала:
– Филип, а почему бы тебе не показать Лии твою комнату?
– Ступай, Ягнёночек, зачем тебе сидеть тут с нами, скучными взрослыми, – сказал Мистер Фейрвью.
Так что я повёл её к себе в комнату.
– Ух ты, у тебя рыбки! – сказала она.
Она присела и стала их рассматривать, а её волосы почти касались пола, и она указала на Рыбку-Ангела и сказала:
– Какая красивая.
– Это Рыбка-Ангел, – сказал я.
– Ты угнал микроавтобус?
– Да, – ответил я и покраснел, как тот микроавтобус.
– Прикольно, – сказала она, встала и засмеялась, а потом упала на кровать, а я сел на краешек рядом.
Мы говорили и говорили, и я рассказывал о том, каким был Отец.
– Мой Отец тоже НОРМ, только слишком часто говорит о Боге, и думает, что всё знает, и ещё очень любит звук собственного голоса, – сказала она.
Я думал, что каков отец, такова и дочь, но вслух этого не сказал, а она продолжала болтать про школу и говорить, что я прикольный, в те моменты, когда я вроде ничего такого и не делал, и мне это нравилось. Вдруг, когда мы уже очень долго болтали, она спросила:
– А ты когда-нибудь целовал кого-нибудь?
– Я не знаю, – ответил я.
– Ты прикольный, – сказала она.
Потом она предложила:
– Я покажу тебе, если хочешь. Закрой глаза.
– Зачем?
– Так делают, когда целуются.
– О’кей.
И я закрыл глаза и почувствовал, как её губы прикоснулись к моим, и это было странно. Мы открывали и закрывали рты, как рыбы, а потом она отстранила меня и сказала:
– Ты слишком быстро двигаешь ртом.
Так что мы повторили. Когда я её целовал, я старался не думать об Ужасных Фактах про рот, о миллионе маленьких существ, которые там живут, и о двух пинтах слюны, которые он производит каждый день. Мои губы двигались медленнее, и я думал о Человеке-Пауке, о Питере Паркере, целующем Мэри Джейн, мне было хорошо, и я гадал, целуется ли Миссис Фелл так же, как Лия.
Мы перестали целоваться, и она сказала:
– Ты мог бы стать моим парнем.
Я подумал о том, что должен убить Дядю Алана, и ответил:
– Я не знаю.
– По идее, тебе надо было сказать «да», отвечать по-другому неприлично.
Похоже, она немного расстроилась, и надула губки, и тогда я сказал:
– Да.
Мне казалось странным, что я ей нравлюсь, потому что большинству девчонок я не нравился, но и она отличалась от всех Семиклашек, да и от всех остальных девчонок школы, я думаю.
