Глупо было ждать смягчения приговора. Их приговорили на одну тысячу дней. Единственной альтернативой был такой вот лопнувший и переломанный комок меха.
И это только первый день ссылки!
Остаток дня они шагали, спотыкаясь и тяжело дыша, чтобы выйти на возвышенность. Цеплялись в основном за землю, потому что ветви на деревьях, кроме, пожалуй, нескольких встретившихся по пути гинко, цветущего кизильника и диких дубов, начинали расти на высоте примерно восемнадцать футов, а до того стволы стояли совершенно голыми. Осторожно приблизившись к предгорьям Великого хребта, где земля стала тверже, путники немного попрыгали, чтобы потянуть уставшие мышцы, однако тут же бросились в ближайший ивняк, так как крылягвы дюжинами начали пикировать на них, пронзительно вереща и цапаясь друг с другом за право первым схватить этих вкусных и чрезвычайно медлительных обезьян.
Ни один человек, каким бы свободомыслием он ни отличался, не смог бы выстоять против такого натиска существ, о которых ему с детства говорили, что они, дескать, были его предками. Когда это произошло в первый раз, все рухнули на землю, как сосновые шишки, в песок и лежали, парализованные страхом, у ближайшего укрытия, пока мерзко вопящие создания не перестали трясти своими пучками перьев и веерами хвостов, устав от полетов малыми кругами, и не устремились ввысь, возвращаясь в небо. Даже когда крылягвы оставили их в покое, они еще долго сидели тихо-тихо, ожидая, что эта суматоха привлечет более крупных демонов.
Пока змееголовые властители здешних мест никак не проявляли себя, хотя Ионаф пару раз слышал звук тяжелых шагов в окружавших их джунглях.
К счастью, на возвышенности оказалось гораздо больше укрытий – от низкорастущего кустарника до полноценных крепких деревьев: пальметт, сассафрасов, нескольких видов лавра, магнолий и зарослей осоки. Здесь бесконечные джунгли начинали постепенно расступаться, прихлынув к основанию больших розовых утесов; уже видны были столь дорогие сердцу участки открытого неба, пересекавшиеся редкими плетеными мостами, протянувшимися из мира лиан на вершины утесов. В небесной синеве можно было проследить целую иерархию летающих существ: внизу гудели низколетящие жуки, пчелы и двукрылые насекомые; чуть выше – охотившиеся на них стрекозы, крылья некоторых раскинулись аж на два фута; затем крылягвы, поглощавшие стрекоз и все остальное, что можно было поймать широко распахнутой пастью без особого труда; наконец, высоко вверху парили большие рептилии, покачивались на ветру у самых вершин утесов, ловя восходящие потоки воздуха. Их длинные челюсти жадно хватали все, до чего могли дотянуться, иногда они даже ловили птиц верхнего мира и летающих рыб далекого моря.
Люди остановились в зарослях осоки с крепкими толстыми стеблями. Дождь продолжал идти и даже чуть усилился, но им неимоверно хотелось пить. Они пока не нашли ни единой бромелии; очевидно, что эти растения, собиравшие воду в большие емкости, не росли в Аду. Подняв сложенные в лодочки ладони к плачущему небу, они с удивлением обнаружили, что таким способом можно собрать очень немного воды, а на земле не было луж достаточного размера, чтобы напиться, так как вода быстро всасывалась песчаной почвой. Однако некоторым утешением служило то, что здесь, под открытым небом, шла непрестанная безжалостная борьба, и крылягвы не собирались в стаи и не парили над спрятавшимися внизу путниками.
Белое солнце уже зашло, а большая дуга красной звезды все еще возвышалась над горизонтом – потому лишь, что свет этой звезды поднимался высоко в небо Теллуры, проходя через сильное гравитационное поле белого солнца. В пылающем зареве дождь походил на кровь, а морщинистые стены розовых утесов сгладились стеклом спадающей воды. Ионаф нерешительно смотрел из зарослей осоки на все еще далекие горные склоны.
– Я не понимаю, как вообще можно надеяться, что мы на них заберемся, – сказал он низким голосом. – Эта разновидность известняка крошится при малейшем прикосновении. А если даже и заберемся, то нам понадобится неимоверная удача, когда мы столкнемся в противостоянии с племенем утесов.
– Утесы можно обойти, – сказал Чари, – предгорье Великого хребта не такое уж и крутое. Если мы выживем и доберемся до него, то сможем потом забраться и на сам хребет.
– К вулканам? – протестующе воскликнула Матильда. – Но там никто не сможет выжить, там нет ничего, кроме белых пламенных сполохов. И повсюду потоки лавы и удушающий дым…
– И мы не сможем вскарабкаться на эти утесы, Ионаф, – сказал Аляскон. – И не сможем взобраться по базальтовым ступеням – там нечего есть, там нет для нас воды и укрытия.
– Я не вижу другого выхода, кроме как попытаться дойти до предгорья.
– Разве нельзя остаться здесь? – жалобно сказала Матильда.
– Нет, – ответил Ионаф гораздо мягче, чем хотел. Он знал, что четыре слова, произнесенные Матильдой, были самыми страшными словами в Аду, он был в этом полностью уверен, потому что та сущность, которую он подавлял в себе силой воли, хотела крикнуть «да». – Мы должны выбраться из страны демонов. И может быть, просто может быть… если мы пересечем Великий хребет, то найдем племя, которое никогда не слышало ничего об изгнании в Ад. По другую сторону хребта должны быть другие племена, однако люди утесов никогда не позволят представителям нашего народа пройти через их землю. Но теперь это нам на руку.
– И правда, – сказал Аляскон, просветлев лицом. – А с вершины хребта мы можем спуститься вниз к другому племени, вместо того чтобы пытаться взобраться к их деревне из Ада. Ионаф, думаю, что это может сработать.
– Тогда нам нужно поспать немного прямо здесь и прямо сейчас, – сказал Чари. – Похоже, что в этом месте достаточно безопасно. Если мы планируем обойти утесы и забраться на предгорья, то нам нужно собраться с силами.
Ионаф хотел было возразить, но внезапно понял, что очень устал и ему все равно. Почему бы действительно не обдумать все хорошенько после сна? А если ночью их найдут и съедят… Что ж, во всяком случае это положит конец обреченной на поражение борьбе.
Постель была безрадостной и жесткой, как кость, но ничего более подходящего поблизости не нашлось. Они свернулись в клубки, легли рядышком настолько плотно, насколько могли. Прежде чем погрузиться в сон, Ионаф услышал, как стонет Матильда. Подполз к бедняжке и начал вылизывать ее мех языком. К его радости, каждый шелковистый волосок был пропитан влагой. Задолго до того, как девушка еще туже свернулась в ком и стоны перешли в сонное похрапывание, Ионаф утолил жажду. Когда наступит утро, надо будет не забыть поделиться этим способом с остальными.
Но когда белое солнце наконец взошло, им было не до того, чтобы думать о жажде. Чари Чтец пропал. Нечто аккуратно вытянуло его прямо из центра группы спящих, как поднимают упавший плод хлебного дерева, и выбросило его тщательно очищенный от плоти матовый череп в двухстах футах дальше по склону, который вел к розовым утесам.
3
После полудня трое несчастных путников обнаружили голубой быстрый ручей, вытекавший из предгорий Великого хребта. Даже Аляскон не понимал, пойдет ли им это на пользу. Жидкость выглядела как вода, но двигалась как лавовый поток, спускавшийся с вершины вулкана. Чем бы это ни было, но точно не водой, так как вода стоит на месте и никогда не течет. Можно было представить спокойный водоем таких размеров, но лишь игрой воображения – неимоверно преувеличив своими фантазиями запасы воды, которые они накапливали в растительных кадках. Но так много именно движущейся воды? Шелестом своим ручей напоминал ползущего питона, а сама жидкость, скорее всего, была ядовитой. Никто даже не думал попробовать ее на вкус. Они боялись коснуться ее, не то что переходить, так как практически наверняка она была так же горяча, как и другие реки лавы. Путники осторожно следовали вверх по течению до самых предгорий, их глотки пересохли от жажды и стали шершавыми, как пустые стебли хвоща.
