В любом случае, Суини знал, что лучше не задавать вопросов. Буря, бушевавшая внутри него, представляла собой проблему посильнее бурь, опустошавших Ганимед, или гигантских штормов, которые в предсказуемом будущем могли разрушить этот мир дотла, не оставив ничего живого. Он не умел мыслить категориями общества, пусть даже и небольшого. Упоминания Руллмана об общественном идеале были совершенно непонятны Суини. Во всей Солнечной системе он оказался самым что ни на есть рафинированным индивидуалистом – не по природе, а по замыслу.
Возможно, Руллман обратил на это внимание. Но в любом случае задание, данное им Суини, скорее всего, было рассчитано на то, чтобы заключить одиночку в пространство полной изоляции, которой он так боялся; возложить бремя агонизирующего решения исключительно на плечи человека, вынужденного сделать свой выбор; или же необходимостью послать предполагаемого шпиона Порта туда, где тот нанес бы наименьший вред, тогда как все внимание колонии сосредоточится на чем-то важном. А возможно, и даже скорее всего, ученый вообще не задумывался о каких-либо мотивах; в любом случае, имели значения лишь его действия.
Он послал Суини на метеорологическую станцию южного полюса, где тот должен был оставаться на протяжении всей экстренной ситуации.
Там абсолютно нечем было заняться, кроме как следить через иллюминаторы за «снежным» банком кристаллов метана и поддерживать станцию в порядке. Приборы сами сообщали на базу все необходимые показатели, поэтому в особом присмотре не нуждались. Возможно, в разгар кризиса Суини и придется некоторое время чем-то заниматься, а возможно и нет. Это все будет зависеть от обстоятельств.
А пока в его распоряжении была уйма времени, чтобы задавать вопросы, но увы, их некому было задавать, кроме как самому себе и воющему, постоянно усиливающемуся ветру.
И это было лишь началом. Суини прошел пешком всю дорогу до «эйч» Хоува, чтобы вытащить радиопередатчик, который он когда-то спрятал там, а затем вернулся на метеостанцию. На все про все ему понадобилось одиннадцать дней, в течение которых он приложил столько усилий и испытал столько лишений и трудностей, что Джек Лондон мог бы написать о таком целый роман. Но для Суини это не означало ничего; он не знал, следует ли ему использовать этот передатчик, когда он вернется. Можно было бы сложить сагу о его одиноком путешествии, но он понятия не имел, что такое сага, и что путь его был вымощен болью и страданиями. Ему не с чем было сравнивать, он не читал художественных и документальных произведений, живописующих лишения, и не мог себе вообразить ничего подобного. Он мерил свою жизнь по тому, как менялись обстоятельства, а наличие радиопередатчика в его руках не давало никаких ответов на задаваемые самому себе вопросы. Действовать же дальше можно было лишь при наличии ответов, которые никак не желали появляться.
Возвращаясь на станцию, он заметил птичку. Она нырнула в ближайшую расселину, как только его увидела, однако на мгновение он ощутил, что больше не один. Он не видел ее, но время от времени думал о ней, ощущая незримое присутствие.
Сейчас перед Суини стоял очень простой вопрос: что теперь делать?
Сомнений больше не было – он по уши влюбился в Мику Леверо. Однако вдвойне труднее было справиться с этим чувством, названия которому он не знал. Поэтому его логика была сфокусирована на этом неведомом опыте, а не на более удобном символическом его представлении. При каждой мысли об этих непонятных ощущениях его охватывал трепет. Но чувство не ослабевало.
Что касается других колонистов, он окончательно уверился в том, что никакими преступниками они не были, их просто объявили таковыми по решению Земли. Это трудолюбивое, храброе, порядочное сообщество стало для Суини образцом бескорыстной дружбы, о которой он раньше и знать не знал. И как все остальные колонисты, Суини волей-неволей восхищался Руллманом.
Именно три этих фактора говорили в пользу того, что не стоило использовать радиопередатчик.
Но время выхода на связь с Майклджоном неумолимо приближалось. Безжизненный до поры передатчик на столе перед Суини должен был послать одно из пяти сообщений, и любое из них положит конец колонии на Ганимеде. Сообщения были закодированы:
WAVVY – есть контроль, нужна эвакуация
NAVVY – есть контроль, нужна помощь
VVANY – нужен контроль, есть помощь
AAVYV – нужен контроль, нужна эвакуация
YYAWY – есть контроль, есть эвакуация
Как отреагирует на сообщение бортовой компьютер корабля, какие меры предпримет в ответ на любой из сигналов, было неизвестно, но это теперь не имело практически никакого значения. Любая реакция будет ошибочной, так как ни один из пяти сигналов не соответствовал реально сложившимся обстоятельствам, несмотря на огромную интеллектуальную работу, проделанную при анализе возможных ситуаций.
Если сообщение не будет отправлено, Майклджон улетит по истечении 300 дней. Это может означать, что «проект» Руллмана, чем бы он ни был, успешно завершится, однако это не спасет колонию. Земле понадобится как минимум два поколения, чтобы вывести и взрастить еще одного Суини в искусственно поддерживаемых яичниках давно и милосердно усопшей Ширли Леверо, но, скорее всего, Земля даже не предпримет такую попытку. Наверное, Земля знала об этом «проекте» гораздо больше, чем Суини, и уж точно она не могла знать меньше. А если Суини не сумел остановить этот проект, то следующей попыткой, скорее всего, будет бомбардировка. Земля не перестанет стремиться заполучить «этих людей» обратно, даже когда станет понятно, что ничего не удалось сделать даже с помощью такого искусного двойного агента, как Суини.
И как следствие: цепная реакция. Суини знал, что на Ганимеде находились значительные запасы дейтерия. Тяжелый водород можно было найти на ледяных пустошах Трезубца Нептуна, в меньшей степени он был рассеян в скалах в виде дейтерида лития. Сброшенная здесь атомная бомба, скорее всего, приведет к термоядерному взрыву, который разнесет в хлам весь спутник. Если какой-либо все еще активный фрагмент этого взрыва долетит до Юпитера, – всего-то 665 000 миль, – эта планета окажется достаточно большой, чтобы на ней начался цикл Бете или углеродный цикл; и эта огромная масса тоже взорвется. Ударная волна неподвластной воображению катастрофы вскипятит все океаны на Земле, а с вероятностью 3/8 приведет к вспышке сверхновой на Солнце, так что в итоге никто не выживет.
Понимая это, Суини предположил, что на Земле тоже дураков нет, и на Ганимеде планируется использовать только химические бомбы. Так ведь? Увы, Суини не хватало соответствующих создавшейся ситуации знаний…
И даже это сейчас не имело значения. Если Земля начнет бомбить колонию, то, значит, и его. Даже его ограниченное общение с другими людьми, его бессловесная любовь, чувство, что он снова сможет родиться, – все это исчезнет. Он исчезнет. Как и весь этот небольшой мир.
Но если он просигналит Майклджону и компьютеру, его заберут навсегда от Мики, от Руллмана, заберут из колонии и увезут далеко-далеко. Он навсегда останется таким же мертвым, как сейчас. Возможно, у него появится шанс выучить бесконечный урок о тех формах, которые способно принимать одиночество; или же Земля сотворит чудо и вернет его к жизни. К жизни джей-положительного человеческого существа.
