Но, как только он понял это, внутри него кто-то словно усмехнулся. Проснулся Квант.
Одна из кружащих вокруг Башни Птиц приблизилась к верхнему цилиндру, и, посмотрев на нее, Мартелс понял, что подсознательно, уже несколько минут, он ждал ее. Теперь же она летела к Мартелсу со скоростью пушечного ядра, и он отпрянул назад.
Наверху послышалось хлопанье крыльев, и страж поднялся на насест повыше. Вновь зашумели крылья, и на его место уселась другая Птица, в золотых и алых перьях, ростом почти с Мартелса. На ней не было никаких знаков отличия, но они не были и нужны: оперение, осанка, да и сама форма – некое сочетание орла и совы, но без особого с ними сходства, – все это говорило Мартелсу: перед ним был сам Король.
Несколько минут Птица молча сидела, рассматривая Тлама, при этом глаза ее периодически затягивались пленкой. Наконец, изогнутый клюв открылся, и раздался низкий, резкий голос:
– Ты кто?
Интересно, а понимает ли Король, как трудно порой бывает ответить на такой, самый, казалось бы, тривиальный, вопрос? Мартелс решил, что сейчас лучше дать слово Тламу, при условии, что Квант не станет вмешиваться. Но Квант не выказал никакого желания участвовать в разговоре.
– Я – никто, Великий Король, – ответил Тлам. – Когда-то я был человеком из племени Ястребиной Норы, но меня прогнали, поскольку я одержим демоном.
– Мы видим, что ты человек, – сказал Король. – Но нас интересует твоя внутренняя сущность. Ты представляешь собой сразу троих в одном, и в этом ты похож на столбы, служащие основанием нашему миру. Человек из племени Ястребиной Норы для нас не так важен. Кто остальные двое?
Неожиданно на Мартелса накатило нечто вроде вдохновения, и он произнес собственным голосом:
– Великий Король! Я – давний предок этого человека.
Король моргнул.
– Мы слышим тебя, Отец! – произнес он, к удивлению Мартелса. – И, тем не менее, всей правды ты нам не говоришь. Наш инстинкт помогает нам видеть в тебе то единственное из человеческих существ, что способно омрачить наш грядущий триумф. Только из-за него нам следует убить тебя, и мы, конечно, сделаем это. Но нам хотелось бы знать, что это за третий дух, которого мы освободим из твоего тела и выпустим в этот мир.
Мартелс был ошеломлен степенью искренности, с которой говорил Король, а также смущен содержанием его слов – настолько все это было непонятно. Но, пока он пребывал в нерешительности, на передний план вышел сам Квант во всей силе своего воспитанного тысячелетиями ума, мощного и неумолимого, как механическая косилка, способная в клочья разорвать своими челюстями нежнейшие стебли лютика. Тлам гораздо раньше, чем Мартелс, почувствовал чудовищное зло, кроющееся в этой оформленной, но пока неясной до конца мысли. Не сговариваясь, в отчаянии объединив свои слабые силы, они сплотились, чтобы не дать ей вырваться наружу.
Но как мог помочь Тлам? Чего стоит еще один стебель лютика перед жестокой неизбежностью хода косилки?
И прозвучал голос Кванта, ровный и надменный:
– Великий Король! Я – Квант, Великий Автарх «Третьего Возрождения», и я плюю на твой пересохший заскорузлый мир, населенный пернатыми блохами.
Конечно, если бы Мартелс был в состоянии это сделать, он не дал бы Кванту произнести эту речь. Но Квант, замолчав, отпрянул, словно побежденный, оставив Мартелса в недоумении – а хотел ли Великий Автарх сказать то, что он сказал?
Король слегка склонил свою массивную голову.
– Почему Квант хочет нас спровоцировать? – спросил он раздраженно. – Он сказал правду, но это – не вся правда. В противном случае мы конечно же пустили этот бесплотный дух в просторы нашего будущего. Но отчего он прибегает к помощи чужой плоти и вступает в союз с сущностями, меньшими, чем он сам? К чему это тройственное разногласие? Кто из вас троих ответит?
В любых обстоятельствах Мартелс предпочел бы полную и безоговорочную правду, хотя бы для того, чтобы доказать свою безвредность, но вряд ли Король Птиц наделен достаточными мыслительными ресурсами, чтобы понять Мартелса – даже в том случае, хотя это и сомнительно, если он хорошо разбирается в истории. Квант по-прежнему презрительно дулся. Тлам же, хотя и был потенциальным союзником, в том, что происходит, понимал меньше всех. Так или иначе, все трое молчали.
– Ну что ж, – проговорил Король. – Да помогут нам Когти разрешить этот вопрос.
И, сверкнув алым и золотым оперением, Король улетел.
Охранявший Тлама стервятник вернулся на свой насест.
Ночь опустилась почти мгновенно – вероятно, в этих южных широтах стояла зима. А с ночью укрепилось подозрение, что Птицы не собираются обеспечивать Тлама ни водой, ни пищей. Даже смена караула не принесла Мартелсу облегчения. Более того, уступая пост сменщику, стервятник, явно из презрения, обронил на пол под насестом гигантскую каплю белесого помета.
Но Мартелсу было не до переживаний на этот счет. У него было о чем подумать. Некоторые из добытых им новых сведений были бесполезны. Из них можно было бы что-нибудь извлечь, но увы, пока в этом Мартелс не был уверен. С другой стороны, упомянув некие «Когти», Король дал понять, что их ждут физические мучения, а по тому внутреннему содроганию, которое испустил Квант, Мартелс в очередной раз убедился, как тот боится боли. Это могло быть полезным оружием против Кванта, и это стоило крепко запомнить.
Из-за горизонта показалась луна – гораздо меньше размером, чем раньше, когда он видел ее в последний раз. Конечно, за те двадцать три тысячи лет, что прошли с того момента, приливные силы значительно увеличили ее кинетический момент. Мартелс прекрасно знал, в каком веке он находится, но, убедившись в этом еще раз, он почувствовал, как его пробрало холодком. Полярная звезда теперь уж, вероятно, уселась на Большой Ковш. Хотя здесь, на крайнем юге, это – бесполезная информация.
Птицы гораздо важнее. Мартелс в полной мере понимал теперь, насколько они опасны. Сохранив свои природные умения, к которым относились навыки полета и ориентации в пространстве, а также высокотемпературный метаболизм, они поставили их на службу своему быстро развивающемуся интеллекту. Основанные на инстинкте строительные таланты, которые древние птицы демонстрировали при возведении самых замысловатых гнезд, также получили развитие, чему свидетельством стала Башня, на самой макушке которой Мартелс теперь вертелся, как угорь на сковородке. Они почти сравнялись с человеком, поскольку последний, вероятно, благодаря открытию того, что Квант называл «джуганити», постепенно откатился к тому, чем они когда-то были по сути, хотя сами они серьезных изменений и не претерпели. Под воздействием эволюции они просто стали тем, чем всегда были в потенции: гордыми и независимыми, ревностно относящимися к своей территории и неумолимо жестокими, прибавив к этим качествам, или просто поставив на первое место унаследованную от древних предков змеиную мудрость.
Тем не менее человеческий интеллект мог переиграть Птиц и сейчас – скажем, тот интеллект, которым наделен Квант. Так чего же сам Квант добивался? Провоцировал Короля, чтобы тот сгоряча убил Тлама и Мартелса, и, таким образом, низводил себя до двусмысленного статуса давнего предка? Но где он, в таком случае, находится – в голове Тлама или по-прежнему в своем ящике? Это – главная загадка, которую Мартелс так и не мог для себя разрешить.
