Выпрямился, стянул пиджак, небрежно бросая его на пол. Следом полетел галстук. Расстегнул пару пуговок, закатал рукава. Я мог раздеться. Я хотел снять с себя всю одежду, и коснуться своей кожей ее, почувствовать ее тепло, но не мог. Она не примет такого монстра как я. Мое тело было слишком отвратительным даже для меня. А вызвать в ней новый страх не хотелось. Но больше всего я опасался жалости.
Коснулся ремня. Вытянул его. Пуговка, шорох молнии. Член уже выпирал из белья. Я хотел ее. С такого самого момента, как переступил порог. Когда увидел ее в красном платье. И как бы я ненавидел этот цвет, он вызвал во мне противоречивые ощущения.
Вернулся к Варе. Она продолжала лежать в постели, со сведёнными коленками. Ее грудь часто вздымалась от рваных вдохов-выдохов. Навис над ней, подтягивая вверх за руку.
Она послушно поднялась, подползла к краю, присела. И открыла рот. Твою мать, она как кукла, которую запрограммировали на выполнение команд. А я не хотел так. Мне нужно хоть толика отклика. Пусть лучше ругается, кричит на меня, чем вот так, с открытым ртом и закрытыми глазами.
– Варя, посмотри на меня.
Она испугано раскрыла глаза. Точно так, как и сказал.
– Я настолько ужасен?
Она промолчала.
– Настолько отвратителен?
Девушка сглотнула. Я почти попал в точку.
– Омерзителен?
Она кивнула.
– Боишься меня? Ну же говори! Говори, сука!
– Да, – чуть слышно прошептала и зажмурилась, потому что я не сдержался. Замахнулся, но рука так и повисла в воздухе.
Я не бью женщин. Я должен помнить об этом. Если, конечно же, они не просят быть избитыми.
– Открой рот, – рыкнул я, дергая штаны и белье одновременно.
Надавил на ее губы, раскрывая желанный рот. Плюнул на ее губы. Варя дернулась. Слюна сползла вниз, в ее розовый рот, на ее острый как жало язычок.
– Ты сухая, Варюша. Даже тут, – рассмеялся, толкаясь в нее членом.
Она зашипела, но приняла головку в рот. Черт, как же я хотел побывать в ее глотке. Загнать по яйца, которые шлепались бы о ее подбородок. Зажимать ей нос, чтобы она задыхалась. Чтобы она скулила, брыкалась, дралась. Как же я хотел, чтобы она была живой. А не такой смирной, послушной. Мертвой.
Но я продолжал трахать ее рот, брать ее настолько, насколько мог засадить. И она ожила. Почти в конце, когда стала задыхаться. Когда я потерял контроль. Уперлась руками в бедра, надавила, попыталась оттолкнуть. Но только завела меня еще больше. Теперь уже я оттолкнул ее.
Варя упала назад, откинулась на смятых простынях и удивленно распахнула глаза, когда я додрачивал над ее грудью.
– Сиськи сожми, – рыкнул, прикасаясь к ее груди.
Она не понимала, что именно я требовал. Пришлось показать, перехватив ее руки и сжав розовые бутоны с такой силой, что она заскулила. Завыла от боли.
А я дернулся вперед, надавил на нее, протиснулся между налитых сладких грудей, между ее ручек и дернулся несколько раз. Великолепное, пленительное зрелище, когда твоя сперма покрывает желанное тело.
– Вот так. Запоминай.
Она кивнула, испугано оглядываясь. Сперма попала и на подбородок. Капелька на губе. И она облизнулась, поморщилась. А я рассмеялся. Воздух выбило из груди. Какая же она наивная, забавная. И красивая.
Я надеялась, что он уйдет. Получил то, зачем пришел, оставил на мне свой след, и теперь заберет пиджак, затянет обратно галстук, и хлопнет дверью. Я молилась, чтобы все прошло именно так. Но Марат оставался здесь. Он сполз с кровати, провел рукой по подогнутой ноге, задержался на коленке. Спустился вниз, коснулся щиколотки. Неужели сейчас схватит за ноги и разведет их?
Я испугано глянула на мужчину. Но он оставался сидеть на краю кровати, смотрел на мои ноги и о чем-то думал. А я боялась пошевелиться. Боялась вздохнуть. А если мои шорохи разозлят его?
– Пойдем, – спустя минуту-другую мужчина повернулся ко мне, протянул руку.
Странный, необычный жест. Будто заботился, помогал. Но я знала, что могло последовать за этим. Однако противиться, противостоять ему не решалась. Я хотела стать послушной, скучной, мертвой. Чтобы разочаровать его, чтобы перестать привлекать его внимание. Однажды я надоем Марату. Однажды он выбросит меня как ту статуэтку. Я разобьюсь на сотни осколков. Но стану свободной.
– Давай же, – он не злился. Впервые не злился, но его темное лицо от проступившей на острых скулах щетины пугало не меньше, чем спокойный ровный голос.
Я схватила его за руку, приподнялась.
– Куда?
– Помоем тебя, – он улыбнулся и отвернулся, поднимаясь на ноги.
Я последовал за ним. Он не отпускал руку. Я боялась отпустить его ладонь. Потому что чувствовала силу, которую Марат прятал под белоснежной рубашкой.
Мы вышли из спальни. Я обнаженная, с засыхающими каплями на теле, он в одежде. Марат толкнул дверь в ванную. В ту самую, в которой я однажды мылась в нашу первую ночь.
Мужчина подвел меня к широкой душевой, включил свободной рукой воду, и лишь после отпустил, но для того, чтобы подтолкнуть. Я ступила вперед, под теплую воду, ощутив, как она бьет по лицу. Слезы. Она смывала слезы.
Прислушалась, боясь обернуться. Марат оставался снаружи. И судя по шороху, он раздевался. Но когда почувствовала то, что он вошел в душевую и прикрыл прозрачную дверь, я все же опасливо обернулась и удивлено уставилась на него. Я ждала увидеть обнаженного мужчину, но не то, что он будет по-прежнему в брюках и рубашке. Ноги босые, на руках нет часов. Но он все также одет рядом с моим голым телом и обнаженными нервами.
– Повернись. Я смою, – проговорил Марат, явно игнорирую повисший вопрос.
Я кивнула и позволила ему прикоснуться к себе. Он имел право. Марат подхватил мочалку, намылили ее, направил на меня воду. Его рубашка промокла, облепила тело. С брюк ручьем стекала уже мыльная вода. Но он продолжал механические действия. Намылить тело, провести мочалкой, смыть. Он повторял это столько раз, что я перестала считать. Лишь кожа начала гореть под очередными жесткими прикосновениями.
– Прости, – прошептал он, бросая мочалку в лужу под ногами.
Я хотела возмутиться, удивиться, закричать, но не смогла выдавить из себя ни слова. Ни звука.
Марат встал передо мной на колени, развел мои ноги и накрыл лобок рукой. Провел бережно пальцем. Второй рукой опустился вниз, подхватил за колено, разводя еще сильнее ноги, и ставя стопой на свою ногу. Открывая для себя то, куда сразу прикоснулся губами.
Я шумно втянула воздух вместе с водой. Захлебнулась, закашлялась, пытаясь закрыть рот ладонями. Он делал то, что однажды уже поджаривалось мне. Я пыталась забыть те ласки. Мимолетные, почти не уловимые, но он повторил. Его язык скользил по складкам, нежно, ласково.
