– Сосунок, – рычал он. И его надорванный хриплый голос злил меня еще больше. – Как ты мог такое дело завалить?! Я тебя разве учил тому, как просрать бабки? Ты понимаешь, что это для нас значит?
Он бушевал, я слушал и смотрел на закрытую дверь.
Черт, я не должен был ее вот так просто отпускать. Нужно было ее трахнуть. Тогда бы скопившаяся злость оставила меня. Но чем она сменилась бы? Что во мне поселилось бы взамен? Наполнило непробиваемую, как казалось, оболочку?
– Ты еще там, мальчишка?
– Да, и я слушаю, – голос ровный, спокойный. Обманчиво спокойный.
Дед продолжил лить поток оскорблений. Я же покачал головой. Нужно было ее оставить.
Я чувствовал, как внутри все клокотало. Назревала буря, и мне нужно выпустить пар срочно. А если ее найти? Отправить охрану, чтобы даже силком, но притащили ее сюда. И к черту что подумают! Я ее трахну. Черт, я засажу ей так, что она будет умолять о прощение и говорить, что я лучше.
Как же я ненавидел это слово. Лучше…
Я не был тем, о ком можно было так говорить. Жалкое подобие орущего сейчас на меня деда. Недоделок, как он любил частенько повторять, воспитывая меня. Ублюдок. Омерзительный мальчишка. Глупый. И это самые добрые и милые эпитеты в мой адрес. Но чаще всего он предпочитал учить меня иначе. Вбивать в меня простую истину кулаками. Или ремнем. В последнее время – тростью.
И да, я был его копией. Той, которую не нужно было создавать.
– Жду тебя через два часа, – рыкнул дед и сбросил вызов.
Наконец-то я мог выдохнуть. Наслушался.
Дотронулся до селекторного телефона.
– Да, Марат Русланович, – протянула Настя.
– Ко мне, немедленно, – прорычал я, нажимая на кнопку.
Настя не заставила себя ждать. Тут же хлопнула дверь, щелкнул замок. Она подошла ко мне.
Я отодвинулся назад, откинулся на кожаную спинку, которая приятно заскрипела под навалившемся на нее телом.
Настя держалась в секретарях не потому что была незаменимой помощницей. И не потому что отлично отвечала на звонки и встречала посетителей. Даже не за ее накаченные губки и круглую задницу, на которую заглядывалась половина компании. У нее был отменный рот. Глубокая, мать его, глотка, которая умела пощекотать, поиграть с моим членом.
Секретарша присела передо мной, устроилась между ног. Протянула свои длинные пальчики к ремню. Звякнула пряжка, шорох молнии и она ловко высвободила напряженный член из штанов. Улыбнулась, подула на него. Играла, а я был не намерен на растягивание удовольствия. Мало времени, чтобы наслаждаться тем, как она будет ласкать его, вылизывать и изображать страсть.
Настю я не трахал. Никогда. И это сучка злилась на меня. Но то, чем я компенсировал ей подработку, с лихвой хватало, чтобы жить красиво и не дуться долго.
Я схватил ее за волосы и уткнул в пах. Она жадно раскрыла рот, и член дернулся, ощутив тепло ее шероховатого языка. Заскользил внутрь, глубоко. Умница. Знала, как надо. Напрашивалась на премию, яростно работая ртом. Я же придерживал ее за затылок и подгонял, пока не ощутил, как стенки ее горла не обхватили ствол.
Выдохнул. Хороша, жаль, что Варя так не могла.
Какая нахер Варя!
Я рыкнул, дернулся в глотке секретарши. Она заскулила. Видимо все-таки было тесно там и малоприятно, когда засаживают так глубоко и сильно. Но я продолжал долбить ее, вытрахивать, и она мычала, упираясь в бедра. Решила взбрыкнуть, но не вовремя. Еще немного, и я отпущу шлюшку. Но пока я должен перестать думать о Варе. О ее пухленьких губах, о ее бездонных испуганных глазах. О ее остреньком горячем языке.
Черт, я содрогнулся и кончил в рот своей секретарше, думая о другой девчонке.
Настя отстранилась, сглотнула и облизалась. Я оттолкнул ее, поправляя одежду.
– Возвращайся к себе, – указал на дверь, и она надув губы, которые стали почти безразмерными, ушла прочь, ни разу на меня не взглянув. Пожалуй, премия у нее будет. Чтобы не обижалась.
После встречи с родней я понял одно, что ничего в жизни не меняется. Дед продолжал поливать меня грязью, но в это раз обошлось без рукоприкладства. За последний месяц он серьезно сдал, физически. Но дерьмо в нем по-прежнему кипело. И орал так, что сбежались послушать все, кому было не лень. Главное, кричал то не на них. А когда я оказывался повинен, то устраивали чуть ли не шоу из показательной порки.
И все еще был ничтожным мальчишкой, хотя отметил свой тридцать четвертый день рождения. Думаю, это не закончится, пока кто-то из нас не сдохнет. И надеялся, что этим покойником буду не я.
– С контрактом, который ты так удачно просрал, все понятно, – дед смотрел на меня немигающим тяжелым взглядом из-под густых седых бровей.
Когда-то он был крупным сильным мужчиной, занимавшимся национальной борьбой и пробивающийся в бизнес. Начинал он не компьютерных программах, на которых мы теперь сколотили состояние. А кое-что попроще. На первых порах он даже вел не совсем честный бизнес, но который приносил не маленькие деньги. Это сейчас он уважаемый старец, грёбаный мудрец, к которому на поклон идут все кому не лень. Лишь бы подлизывать его старую жопу. Вот и я стоял на ковре перед широким темным столом и смотрел на того, кто растил меня, воспитывал и пытался сломать. Не единожды.
– Но мне не понятно, почему ты игнорируешь Элю? Что она тебе сделал не так?
Я сжал кулаки. Сучка нажаловалась опять. И всё, потому что я активно игнорировал ее звонки.
– У меня нет времени с ней общаться.
– У тебя должно быть время. Она – твоя семья.
Я промолчал. Навязанная женщина, а не семья. Я ее ненавидел еще сильнее, чем деда. И готов был придушить за то, что она превращалась в сварливую, крикливую бабу, которая чуть что, так сразу лила слезы и жаловалась на меня.
– Я поговорю, – ну вот, я лгал. Ни хера не буду с ней общаться. Пусть катится туда, где пропадала почти год. Греет бока на пляжах, пока я оплачивал ее счета.
– Да, поговори. Выслушай ее. И вам пора обзавестись наследником, – рыкнул дед, постукивая тростью, которую держал в руках.
Наследник? Я готов был заорать на него, наброситься и этой же тростью переломить пару позвонков. Но устоял. Никогда и ни за что на свете я не заделаю этой суке ребенка. Пусть хоть слезно умоляет, хоть ползает на коленях, но я не буду донором спермы для отродья. На мне род прервется. Зло, которое росло в нас, должно закончиться. Сгнить в глубокой могиле.
– Тогда иди, – он махнул рукой на дверь. И я резко развернулся, чтобы немедленно покинуть темное и холодное помещение. Место, где не раз был избит. Моя личная камера для пыток.
После славной порки, я покинул дедовский кабинет и молча прошел мимо замершей тетки в окружение своих младших детей, пары служащих, которые активно притворялись, что наводили порядок и полировали старинные вазы, и спустился вниз. Общаться больше не хотелось. Как и всегда.
