«Иных “подтверждений” подлинности письма в заметке не приводится. К свидетельству генерала Спиридовича мы вскоре вернемся, что же касается второго “доказательства”, то оно не соответствует действительности, так как “документ” был не “заложен” в один из американских банков, а помещен туда на хранение.
Попутно профессор Хечинов наглядно демонстрирует свое невежество в обсуждаемом вопросе, дав к “Ерёминскому письму” следующий авторский комментарий:
“После избрания Сталина в Центральный комитет партии в г. Прага (в 1910 г. – Авт.) Сталин по возвращении в Петербург…”»
[98].
Общеизвестно, что Сталин был избран, а точнее, кооптирован в ЦК не в 1910 г., а в 1912 г.
З.Л. Серебрякова утверждает, что обнаружила документ, который якобы свидетельствует о сотрудничестве Джугашвили с охранкой. Речь идет о донесении начальника Московского охранного отделения Мартынова от 11 ноября 1912 г. в Департамент полиции на имя ее директора Белецкого. Уже упомянутая Зинаида Перегудова камня на камне не оставляет от аргументов Серебряковой:
«Пункт 1. В своих статьях Серебрякова утверждает, что первой “открыла” его в 80-х гг. и что он подтверждает версию о том, что Сталин был секретным сотрудником охранки.
Следует, однако, отметить, что специалистам этот документ был известен давно. Когда в 30-х гг. в архиве проходило выявление документов о революционной деятельности Сталина, это донесение с полной аннотацией было включено в перечень картотеки старых большевиков. В 1932 г. копия документа была передана в Центральный партийный архив, и она хранится в фонде И.В. Сталина, другая копия хранится в фонде Орджоникидзе. В 1938 и 1951 гг. документ частично копировался для Музея Революции и Музея М.И. Калинина для экспозиции и пополнения фондов.
Записи в листе использования указывают на то, что дело, в котором хранится документ, просмотрено с 1951 по 1958 г. 13 исследователями. Фамилия Серебряковой стоит в этом списке последней. Фамилия автора в этом списке значится под цифрой 8. В действительности с этим делом ознакомилось больше исследователей, так как нет листа использования за более ранний период. Кроме того, после микрофильмирования дела в 1958 г. исследователям выдавался только микрофильм дела, а не подлинник.
Пункт 2. Серебрякова впервые познакомилась с донесением Мартынова в копии в фонде Орджоникидзе. По ее версии, Орджоникидзе хранил этот материал как компромат на Сталина.
Если внимательно изучить дело, в котором находится интересующая нас копия документа, можно легко убедиться в том, что Орджоникидзе собирал копии всех материалов из жандармских архивов, где имелись сведения о его революционной деятельности. В рассматриваемом донесении имеются сведения о его аресте. Предположение Серебряковой, что Орджоникидзе собирал компрометирующие материалы о Сталине, – это скорее плод ее фантазии.
Пункт 3. Серебрякова считает и стремится подтвердить версию А. Орлова, опубликованную в журнале “Лайф”, что Сталин, будучи сам секретным сотрудником, действовал заодно с секретным сотрудником Малиновским или через него. Обвиняя автора и Б.И. Каптелова в тенденциозном цитировании документа, она ставит нам в вину, что расшифровав кличку Малиновского “Портной”, мы не указали, когда и кем она вписана от руки в текст донесения.
Судя по статьям Серебряковой, она не владеет достаточной информацией, опытом, подготовкой для работы с жандармской документацией. Без этих навыков разобраться в такого рода документах бывает нелегко.
Стоит отметить, что руководители политического сыска очень бережно относились к своей агентуре, а особенно к той, от которой получали ценную информацию. Они опасались ее расшифровки даже в недрах своего учреждения. Поэтому, отдавая материал на перепечатку, как правило, оставляли пустые места там, где надо было сослаться на источник информации. Подписывая документ, руководитель политического сыска сам, на своей машинке впечатывал кличку или вписывал ее от руки. В данном случае вычислить, кем и когда была вписана кличка совсем не сложно. Кличка “Портной” вписана фиолетовыми чернилами Мартыновым, его же рукой сделаны пометы в тексте, приписка к донесению и подпись. Подобного рода документов довольно много и в Департаменте полиции, и в фонде Московского охранного отделения. Иногда в тексте кличка или фамилия давались шифром.
Что касается совместной работы Малиновского и Джугашвили, то за много лет работы с документами политического сыска автор ни разу не столкнулась со случаем, когда два секретных сотрудника работали в одной “связке”. Были два случая совместной работы супругов в качестве “вспомогательных агентов”. Подобное практиковалось у агентов наружного наблюдения, что обусловлено характером их работы.
Руководители политического сыска строили свою работу согласно инструкции по ведению секретной агентуры, которая предусматривала продвижение своих сотрудников к центру организации. Это очень ярко проявилось на примере Малиновского. Получаемые им от Крупской, Ленина, Джугашвили и других деятелей партии письма и другая информация тут же поступали в Московское охранное отделение, а когда он стал сотрудничать с Департаментом, то сразу в Департамент полиции. Известно, что подготовленные в партии речи для выступления Малиновского в Государственной думе потом просматривал и подправлял директор Департамента полиции Белецкий.
В данном случае, как указывается в донесении, разговор был “конфиденциальный”. В разговоре с Джугашвили Малиновский получил достаточно ценные сведения. Совершенно очевидно, и это подчеркивается в донесении указанием на его “конфиденциальность”, что информация, переданная Малиновскому, была связана с их партийной работой, так как встретились два члена ЦК.
Пункт 4. Согласно Серебряковой, “отвечая на вопросы охранки”, он (Джугашвили) сообщал явно “агентурные сведения”. Однако же из документа этого никак не следует. Джугашвили встречался с Малиновским (что совершенно ясно из текста), а не с офицером охранки. Ни на какие вопросы, судя по документу, он не отвечал. Если бы “Коба” был действительно секретным сотрудником Московского охранного отделения, то зачем ему был нужен Малиновский? Он сам бы сообщил и более точно столь ценные сведения. Но вернемся к “агентурным сведениям”. Разговор между Малиновским и Джугашвили идет о лицах, избранных в состав “Северного областного бюро”. Судя по донесению, Джугашвили упомянул фамилии Калинина и Правдина. О Калинине было известно, что он участвовал в Стокгольмском съезде. Эти сведения передал и Малиновский. Поэтому далее в донесении идут материалы самого охранного отделения, приводятся сведения о двух Калининых – участниках съезда – рост, возраст, приметы. Это уже разработка полученных от Малиновского сведений самим Московским охранным отделением. И “охранка” не знает, какой же Калинин вошел в состав бюро? Причем сведения о Калининых дважды взяты в скобки, как лишнее доказательство того, что это сведения охранки. Скобки поставлены начальником охранного отделения Мартыновым.
