Вправо от ложи я увидел кучу офицеров и людей, которые тащили кого-то, несколько дам кричало, а прямо против меня в партере стоял Столыпин. Он медленно повернулся лицом ко мне и благословил воздух левой рукой… Пока Столыпину помогали выйти из театра, в коридоре рядом с нашей комнатой происходил шум, там хотели покончить с убийцей; по-моему – к сожалению, полиция отбила его от публики и увела его в отдельное помещение для первого допроса».
Как видим, письмо неплохо показывает нам личность царя. Представим себе картину: по фойе театра важно идет мужчина на пятом десятке – государь всея Руси. Вдруг он кидается («вбежал») в ложу, расталкивая свиту и охрану, озабоченный важнейшей проблемой – увидеть, на кого же упал бинокль. Сцена прямо как в ранних комедиях Чаплина. Обратим внимание и на то, что император сожалеет, что террориста не прикончили на месте. Не стоит даже говорить, что глава якобы цивилизованного государства не должен приветствовать самосуд. Тут ведь из одного чувства самосохранения Николай II должен был бы желать подробнейшего допроса террориста. Вспомним, что даже такие закоренелые террористы, как Гольденберг и Рысаков, «раскололись» и сдали десятки своих товарищей. Но не будем корить Николая за отсутствие логики. У него были достаточные основания желать, чтобы террорист не дожил до допроса.
Во-первых, Столыпин был накануне отставки. Царь даже не пригласил его сопровождать себя в Крым, как это делалось ранее.
Во-вторых, не одна революционная организация ни тогда, ни даже после 1917 г. не взяла на себя ответственность за покушение на премьера.
Главное же было в-третьих: убийца Столыпина Мордко Богров с 1907 г. служил в киевском охранном отделении. Причем Мордко (агентурный псевдоним Капустянский) не только занимался стукачеством в России, но и выполнял «щекотливые» операции за границей, часто даже не связанные с революционным движением. Билеты в театр были именные и раздавались особо благонадежным персонам, но Богрову билет вручил лично жандармский подполковник Кулябко. Суд над Богровым был закрытым. Он продолжался 6 часов, а затем Богров был повешен. Всего на следствие, суд и казнь ушло 11 дней. Фактически это была расправа над слишком много знавшим агентом. Против высших чинов охранки генерал-лейтенанта Курлова, полковника Спиридонова, подполковника Кулябко было начато служебное расследование, но по высочайшему повелению и оно было прекращено. Концы окончательно ушли в воду. А 9 сентября 1911 г. в день похорон Столыпина царь традиционно (вспомним бал у французского посла после Ходынки) плясал на балу в дворянском собрании в Симферополе.
Глава 14
Как агент Казанская разогнала Государственную думу и совершила государственный переворот
Вторая Государственная дума была созвана 20 февраля 1907 г. согласно избирательному закону от 11 декабря 1905 г. Из ее 518 депутатов 104 были «трудовиками», 65 – социал-демократами (большевиками и меньшевиками), 37 эсеров, 16 народных социалистов, 98 кадетов, 22 монархиста, 32 октябриста, 50 беспартийных, а далее – представители национальных окраин.
Такое соотношение сил в Думе не устраивало ни царя, ни премьер-министра Петра Столыпина, который одновременно был и министром внутренних дел. И вот министр внутренних дел, он же премьер подготовил новый избирательный закон, согласно которому в Думу должны были пройти только лояльные подданные империи.
Столыпин потребовал у начальника Санкт-петербургского охранного отделения генерал-майора Александра Герасимова найти повод для разгона Думы. Тот предложил устроить провокацию и связать фракцию социал-демократов Думы с их военной организацией.
Далее я процитирую воспоминания самого Герасимова: «У социал-демократов, как и у социалистов-революционеров, существовали специальные военные организации, издававшие нелегальные газеты и прокламации для солдат и устраивавшие нелегальные собрания. Деятельность военной социал-демократической организации находилась под моим постоянным наблюдением. В числе моих секретных агентов была, между прочим, Екатерина Шорникова, известная под кличкой “Казанская”»
[81].
Несколько слов о самой Шорниковой. Родилась Екатерина Николаевна в Казани. Там после окончания гимназии и вступила в социал-демократическую партию. Из показаний Шорниковой: «В 1905–1906 годах, имея 22 года от роду, я работала в социал-демократической фракции в Казани. По приезде в С.-Петербург на юридические курсы была арестована по требованию Казанского губернского жандармского управления, ввиду обнаружения письма, найденного в социал-революционной газете. Допрашивали меня товарищ прокурора, генерал Иванов и подполковник Кормилов. Эти лица меня уговаривали оказывать услуги политическому розыску. Затем меня отвезли в охранное отделение, где мне подполковник Кулаков предложил быть секретной сотрудницей. Я согласилась, стала работать в социал-демократической партии».
В начале 1907 г. Кормилов тяжело заболел, и Шорникова перешла в ведение подполковника Еленского. По протекции «партийного работника Анатолия» Шорникова была введена в руководство социал-демократической партии в Петербурге. Замечу, что у жандармов Шорникова имела псевдоним «Казанская», а у социал-демократов – «Ирина».
Казанская оказалась очень умным и деятельным агентом. А вот ее руководство действовало, мягко говоря, «халатно». Шорникова возмущалась: «Само охранное отделение было преступно небрежно в отношении сотрудников, проваливая их. На Фурштадтской улице, в д. 4, кв. 5, принимали всех сотрудников в один час, рассортировывая по комнатам… Конспиративная квартира на Садовой тоже была невозможна: в щели я видела другую сотрудницу. Платили мне по 50 руб. со всеми расходами, т. е. по разъездам и т. п. Подполковник Еленский не умел руководить мною, так как не давал никаких указаний. Единственное его указание было, что я не должна видеться с солдатами, но везде бывать и все видеть. Была горячая работа. Когда я хотела уехать в Москву к полковнику Коттену, то он запретил мне это, ввиду существовавших трений между московским и петербургским охранными отделениями».
Но вот за дело взялся Герасимов, который лично встретился с Шорниковой. Она предложила генералу интересный ход – связать депутатов от СДРП с военной организацией каким-либо призывом к вооруженному восстанию.
На массовой сходке солдат в поселке Лесном присутствовали два депутата из фракции СРДР, где был выработан солдатский наказ депутатам Государственной думы.
Само по себе составление наказа в 1907 г. было вполне законной акцией. Вопрос в том, что содержалось в этом наказе. Казанская немедленно сообщила своему куратору подполковнику Еленскому о составлении наказа.
Вновь даю слово Шорниковой: «Подполковнику Еленскому я сообщила день и час, когда должны были явиться солдаты во фракцию [за отредактированным текстом наказа. – А.Ш.]. На это подполковник Еленский мне заявил, что начальник охранного отделения (генерал Герасимов) ездил к министру Столыпину, который выразил желание иметь наказ, который был еще написан от руки. Так как солдаты плохо читали по писанному, то мне, как секретарю, было предложено членами организации перепечатать его на пишущей машине. Заботясь об охранном отделении, я, вместо одного экземпляра, напечатала 2 экземпляра, причем первый экземпляр, с печатью комитета, я отдала в организацию, а второй подполковнику Еленскому. Наказ же от руки я, с членом организации Елабеевым, уничтожила».
