Приехав в больницу, я не узнал нашу маму, видела бы ты ее лицо… папа старался успокоить ее, хотя сам еле как сдерживался чтобы не потерять контроль. Напротив, сидели родители Иси в точно таком же состояние. Я не знал, что с вами, и решил спросить у врача, потому что родители были не в состоянии что-либо говорить. Услышав то количество переломов и ушибов, которое он вам нанес, я хотел вернуться и убить этого урода на хрен! Но я был нужнее здесь… рядом с вами.
Я два дня не отходил от вашей палаты, во всем этом я винил себя… я и до сих пор это делаю! Это все случилось из-за меня! Я должен был пойти с тобой, а не Иси! Медсестры и врачи пытались отправить меня домой, но я не мог бросить вас… снова. Прошло пять дней, а вы так и не пришли в себя. Шесть… Семь…
На восьмой день я решил покинуть стены больницы и поехал домой, но там меня ждал сюрприз. Отец сказал, что я улетаю в Испанию прямой сейчас. Вещи уже были собраны, так что выбора у меня не было. (Не вини отца в том, что он отправил меня в Испанию, на то были свои причины. Знать о них тебе не обязательно! И не проси родителей объяснить все тебе, я запретил им говорить об этом!) Я попросил у них дать мне пару часов, чтобы побыть с вами и попросить прощения! В больнице меня не хотели пускать к вам, но медсестра все же сжалилась надо мной. Я понимал, что увижу вас не скоро, возможно, не увижу вас вообще.
Я провел оставшееся время до вылета с вами. Оставил вам кулоны, которые хотел подарить после того, как вас выпишут! Я хотел остаться рядом с вами! Я хотел быть первым кого вы увидите, когда придете в себя. Я хотел быть тем, кто постоянно бы дарил вам улыбку, кто отвлекал вас от ужасных болей!
А сейчас… Я хочу лишь попросить вас простить меня! Больше мне ничего не нужно! Просите меня, пожалуйста!
Всегда твой,
Тупорый братец, Дэвид
P.S. Хватит реветь! Надеюсь, Иси рядом с тобой, если нет, то расскажи ей все! Я люблю вас и очень скучаю!
Я знала, что мне будет больно, но я и представить не могла насколько. Он не ответил на самый главный вопрос, но он ответил на другие. И видимо именно он был тем самым человеком, которого я увидела перед тем, как отключится. Подняв взгляд на Марию, я увидела девушку с разбитым сердцем. Она всегда умело скрывала свои переживания, но эти откровения сильно ударили по ней. В мгновение подруга сорвалась с места и через минуту, вернулась в руках с тем самым кулоном. Я и Мария знали, что кулон именно от Дэвида, это можно было легко понять открыв его. Сев рядом со мной, она открыла кулон, не сдержалась и разревелась.
— Я хочу, чтобы он вернулся! — плачет она, — Я уже простила его! Давно простила!
Я не замечаю, как сама уже плачу.
— Я тоже! Я тоже его простила и хочу, чтобы он вернулся! Ты не представляешь, как мне его не хватает! Как я хочу снова оказаться в его объятьях, как я хочу снова смеяться до боли в животе над его глупыми и тупыми шутками. Очень хочу!
— Где твой кулон?
В этот момент я начинаю реветь еще больше. Я потеряла его! Я, твою мать, потеряла самое важное напоминание о нем!
— Я потеряла его!
— Как? Когда?
— В тот день в кафе, когда я попросила тебя прийти и помочь мне! Парень уронил сумку, и кулон вылетел! Он всегда лежал там! — рыдаю я, — Я всегда хранила его там, на протяжение 5 лет. Фотографий, которые были в кулоне, у меня нет. Это были наши последние совместные снимки. Мне так не хватает их!
— Я знаю где можно их найти. Ну я так думаю.
Не понимая на что, она намекает я тупо смотрю на нее.
— У Дэвида в комнате. Мама запрещает туда ходить, но она нечего не узнает, — встает и направляется она в его комнату.
Следуя за ней, я чувствовала некую нервозность.
— Ты уверенна, что твоя мама не заметит, что кто-то заходил в его комнату? — нервничаю я.
— Да, мы просто найдем нужные нам вещи и все.
Зайдя в комнату, я сразу же почувствовала, что-то странное. Я давно не была здесь. Книжные полки были пусты, а вот полки с кубками и медалями все еще хранили в себе частичку его души. Шкаф был полностью пуст, ни единой вещички. Места, где раньше висели рамки с фотографиями исчезли, значит он забрал их с собой. Рамка на прикроватной тумбочке также была пуста.
— Он мог забрать их с собой, — говорю я, садясь на кровать.
— Возможно, но точно не все, — осматривает она шкафы и тумбочки.
Если Дэвид об этом узнает, он убьет нас. Он никогда не любил, когда рылись в его личных вещах. Да в принципе кто вообще это любит.
— Так все, заканчиваем. Мне это не нравится, — поднимаюсь я и направляюсь к двери.
— Нашла, — визжит Мария, — только тут еще какие-то бумаги, ну да ладно нам нужны только фотографии.
Достав коробку из-под обуви, странно почему именно здесь он хранит все личные вещи, Мария начала перебирать все предметы.
— Не знала, что он хранит так много всего, — удивляется она.
В коробке лежали фотографии, диски, какие-то непонятные предметы и документы.
— Вот все фотографии. Какая была в кулоне?
Я начала рассматривать каждую, но нужной не было. Все эти фотографии были и у меня за исключением нескольких.
— Здесь нет нужной, — расстроилась я.
— Вот еще парочка, они были завернуты в эти бумаги, — протягивает она.
— Да, это они, — улыбаюсь я, — Но, если они лежали отдельно с какими-то бумагами, может не стоит их брать?
— Не думаю, что это что-то важное, — говорит она, рассматривая документы.
Пока Мария пытается понять, что написано в этих документах, я рассматриваю каждую деталь новой любимой фотографии. Мы стоим в обнимку на школьном заднем дворе, одетые в официальные костюмы. На мне платье цвета морской волны, сверху простенькое, а низ платья был с глубоким разрезом. На Дэвиде обычный черный костюм с рубашкой под цвет моего платья. Как сейчас помню тот день, это была наша последняя совместная фотография, потому что через пару дней случилось то, что случилось. Переведя взгляд с фотографии на подругу, я увидела бледное лицо, которое выражало панику и страх.
— Мария…
— Это не просто бумаги, — сглотнула она, — это какие-то документы, и тут говорится о б обвинениях и приговоре.
Я ничего не понимаю. О каком приговоре идет речь? И как это связано с Дэвидом?
— Он чуть не убил кого-то — со слезами на глазах произносит Мария, — Тут что-то написано, но я ничего не понимаю… Арест… Три года… Лишение свободы…
— Какой арест? Какие три года? — я не верю.
— Тюрьма… три года тюрьмы… — шепчет подруга.
Нет… Этого не может быть… Дэвид не мог… Он не мог этого сделать…
— Анаис? Анаис, что с тобой?
Он не мог… Я знаю, он мог такое сделать… Это не он… Это все какой-то бред…
