Тогда, в роще, Кул этого не уразумел – слишком разозлился.
Обстоятельства появления на земле мары Кул старательно забыл, но рощу обходил стороной, Чепи заметил там случайно и более соваться к лиловым деревьям не собирался. Но нет, велели прийти, под руки, считай, держали и допрашивали, точно преступившего. Будто подчеркивая, что он перед всеми отвечает и никем не защищен.
По злобе Кул и не задумывался о причинах допроса и о сути подозрений, которыми мучили Чепи. От Кула она брезгливо воротила нос, а раз он ей неинтересен, то и она ему неинтересна, и мало ли кто кому представлялся в липких снах.
Почему противоречия не заметили старцы, тоже можно понять. Они, сообразил Кул, давно чувствовали испарения волшбы, шедшие от Чепи, но объясняли их только тем, чего всегда от Чепи ожидали. А она, оказывается, жила не только утехами и потехами, а и еще чем-то странным и благородным – и кому-то очень далекому это странное и благородное обещала. Видимо, давно. И, видимо, это обещание Чепи в роще и исполнила.
Конечно, и благородство, и верность обещаниям плохо сочетались с Чепи. Но повода сомневаться в словах письмарей у Кула не было. Зачем им врать-то?
Кул попробовал узнать у Эйди, кто именно написал Чепи, но тот сурово заявил, что такая тайна особенно важна для письмарей, закрыта клятвами и таким жестким заклинанием, которое не снимается даже смертью. О чем написано в послании, он тоже рассказать отказался, хотя явно знал: строчки на листочке были открытыми, и если Эйди умел разбирать письмо так же легко, как мары умеют разбирать узор вышивки на воротнике, то давно должен был выучить каждое слово.
И кому именно потребовался трехсмертник, Эйди не сказал. Но Кул и так понял, что хорошему человеку – плохой не станет спасать больных, особенно в землях шестипалых, где болеют почти все, потому что живут в грязных каменных пещерах без земли, неба и смысла.
Кул поймал себя на странном ощущении, сразу двух даже, ни одно из которых не испытывал раньше. Он впервые в жизни рассказывает что-то кому-то второй раз, повторяя примерно теми же словами Эйди и Ош то, что уже рассказал старцам. И он впервые в жизни рассказывает что-то важное – настолько важное, что этим занимались главные люди народа, – чужакам.
Ощущение заставило его замолчать. И тогда заговорил Эйди, охотно и дружелюбно, будто все это время ждал, пока Кул позволит.
Трехсмертник полагается сажать в не тронутой последние два года земле во второе новолуние после весеннего равноденствия, а на второе полнолуние после летнего солнцестояния общипывать выросшие листки и обрезать стебель, чтобы через два дня вырыть. Тогда он особенно пригоден для лекарственных целей, к тому же переносит долгую дорогу и даже – тут Эйди осекся и продолжать не стал. А Кул не стал настаивать на продолжении. Ему-то какое дело. Главное, что он поможет хорошим людям, а никому другому не помешает.
Кому может помешать выращенный и отданный на сторону невзрачный корешок?
Кул сразу двинул было в густую, дальнюю от берега часть Смертной рощи, где заметил тогда Чепи, но Эйди и Ош замерли у малинника и переглянулись. Кул начал растолковывать, что пройдет сейчас по роще разворачивающимися петлями, но Эйди, послушав, предложил подождать, пока он поищет сам.
Письмари, видимо, хорошо знают не только что́ должны доставить, но и как это выглядит, растет и размножается. И не знают преград, понял вдруг Кул, отходя к кустам малины, отчеркивающим Смертную рощу от Перевернутого луга. Похожая линия отделяла рощу от подъема к ялу и называлась спотыкачом. Ни один мары не мог пересечь ее без запинки. Кул мог. Письмари смогли тоже.
Ош, усевшаяся в душной и жидкой малиновой тени, посмотрела на Кула без ласки, но и без раздражения. Кул потоптался рядом и тоже присел, мучительно соображая, как начать разговор.
Спросить хотелось обо всём. О том, откуда Ош. О том, как и зачем живет народ, из которого вышел Кул. О том, может ли Кул правильно жить, находясь в чужом месте. О том, можно ли попасть отсюда в подходящее место, если мешает волшба. О том, какой смысл для людей, живущих степью, небом и подвигами, в жизни, далекой от степи, лишенной подвигов и презрительно не замечаемых небом.
– А можно мне с вами? – спросил он.
– А что ты умеешь? – скучным голосом спросила Ош в ответ.
Кул и сам поскучнел. Он думал, ему скажут, что нельзя, и Кул обидится и откажется помогать дальше. Скажут, что можно, и Кул будет счастлив всю жизнь. Скажут, что за это надо расплатиться чем-нибудь, пусть очень дорогим или трудным, но понятным, и Кул придумает как.
А вопрос Ош просто не оставлял возможностей. Если бы я что-то умел, она и не спросила бы, понял Кул уныло. Нужное умение очевидно. Что я умею? Похлебку варить, сыр катать, с дерева прыгать. То же, что и все, только хуже. Еще похвастайся, что умеешь дышать, есть и гадить.
Ош, однако, смотрела на него, будто вправду ожидая ответа. Или будто выискивая его в лице Кула, складывая из его черт понятный ей узор, который можно прочитать. И узор лица самой Ош тоже становился удивительно знакомым, от него перехватывало дыхание, в носу пахло горькой травой, а переносица заныла и зачесалась. Кул потер нос, и Ош, будто дразнясь, потерла нос точно таким же движением.
Они замерли. Кул понял, что сейчас услышит что-то очень важное и нужное.
И услышал:
– Пшел вон, зараза!
Он вздрогнул, Ош, вскакивая, пнула по траве, и из травы, зашипев, метнулась в сторону крупная бурая куница нахальной птахи Айви.
Куница скользнула, играя пышным хвостом, из стороны в сторону, и замерла чуть поодаль, ощерив зубы и чуть переступая передними лапами. Она была в полном восторге от игры. А Кул – нет. Самому важному помешала, тварь.
И Ош тоже нет – но по иной причине. Она же не хотела никому попадаться на глаза. А Айви уже шла через Перевернутый луг, разглядывая Кула и Ош и делая выводы из их одинаковой одежды.
– Урожая и помощи богов, – начала она издали и продолжила без церемоний: – Кул, ты родню нашел?
Айви остановилась за кустом, и куница длинной темной каплей метнулась к ней, просочившись сквозь неплотный веник малинника без замедления и даже шороха, дважды очень быстро мотнулась вокруг Айви и между ее ног и прыжками понеслась вроде бы прочь, но на самом деле в обход кустов – и снова к Кулу и Ош.
Ош настороженно кивнула, а Кул, стараясь быть небрежным, пояснил:
– Нет, это просто… случайность, наверное. Они Чепи ищут. Чепи так и не объявилась?
Айви мотнула головой, продолжая изучать Ош. Ее, скорее всего, уязвило, что чужеземка после первого беглого огляда перестала обращать на Айви внимание, наблюдая исключительно за стремительным приближением куницы.
– А от Позаная сигнала нет? – уточнил Кул, сообразив, что Айви-то не из-за Чепи переживает.
Айви мотнула головой, помедлила и сказала:
– Арвуй-кугызу к пожару повезли, он сказал, огонь неправильный, но разобрать издали не может, надо потрогать. Разберет – поймем.
