А вот чуть дальше — происходило уже такое, от чего он притормозил от изумления.
Какой-то внедорожник въехал в низко расположенную витрину торгового центра, дело в принципе обычное — но это было ещё не все. Стояла машина, шмыгали какие-то люди — грабили. Ещё двое — что-то делали — он понял, что, когда шарик хлестко ударился о боковое стекло, хорошо, не разбил. Эти двое — расстреливали проезжающие машины.
— Твою мать, вы что, охренели?!
Какая-то разумная сила — раньше она не проявлялась — заставила его нажать на газ вместо того, чтобы нажать на тормоз, взять биту и пойти разбираться. Как и многие московские водители — Николай возил в машине бейсбольную биту, чтобы прибегнуть к ней в случае дорожного конфликта. Возможно — он вспомнил предупреждение отца.
Доехал до Садового кольца. Обратил внимание на стоящие патрульные машины полиции, присвистнул — машины было две, четверо полицейских смотрели по сторонам, у каждого из них был автомат. Его пропустили — такие тачки как у него не останавливали разве чтобы дань срубить. Чуть дальше — ещё полицейские кого-то шмонали, поставив у машины враскорячку.
Они жили в старом доме, советской ещё постройки, сейчас благодаря близости к Кремлю и проделанному ремонту квартиры там неимоверно поднялись в цене. Если раньше — во дворе играли дети и гуляли старушенции — божьи одуванчики, то сейчас вход во двор был перегорожен массивной, трехметровой стальной решеткой, отделяющей их двор от всей остальной Москвы. Сверху, не слишком заметные с земли были часто посаженные штыри — лезвия, перелезть через нее было почти невозможно. На машине можно было въехать, открыв ворота, а не шлагбаум.
Ворота надо было открывать самому, но сейчас они открылись, стоило только ему подъехать. За воротами — стоял Витек… да, Витек, бывший десантник, который устроился охранником, у него была сторожка рядом с воротами. Сейчас Витек — надел на себя черную разгрузку и держал в руках Сайгу-12К, свое штатное оружие. В отличие от большинства обычных домовых охранников, вооруженных разве что травматом — здесь не шутили.
Николай тормознул, опустил стекло.
— Что делается то?
— Басаева мочканули в Ростове.
— Кого?!
Николай не сразу понял, о ком идет речь. Когда Басаев захватил больницу в Буденновске — он был ещё маленьким. А потом — все забыл, если все помнить — голова лопнет.
— Басаева. Говорят, он мертвый был, а сейчас по телеку показали. Они там целой бандой пришли, их казаки в хлам рас…ачили.
— Ладно…
Николай нажал на газ — все равно, он не понял, о чем идет речь. Дома сядет в Интернет, там все и узнает…
Машину он припарковал нормально, его место было свободно — а вот подняться в квартиру было проблемой. По лестнице, узкой по советским ещё норма построенной — тащили вещи. Много вещей, какие-то баулы. Внизу стоял Mercedes R500, Николай знал эту машину. А вот и он сам.
— Уезжаете, Самуил Аронович…
Дорогой московский адвокат ничего не ответил, тяжело дыша, он протиснулся мимо. Он жил под ними, можно сказать, сосед. Дом был полностью перепланирован, на площадках, где раньше было по четыре квартиры — осталось по две, а то и по одной.
Вздохнув, Николай пропустил дородную супругу адвоката, тащившую прозрачные коконы с упакованными внутри меховыми шубами, пошел дальше — к себе наверх.
Открыть не успел. Встретила мать.
— Господи. Живой…
— Кто там? — раздался бас отца.
— Коля пришел! Живой, господи!
— Николай! Сюда иди!
Николай пошел на зов отца. На пороге большой комнаты, которую они использовали как залу — остановился в изумлении.
Владимир Павлович Пашутин был человеком крепким — таких и не осталось почти, после семидесяти лет советской власти то. Больше всего — ему подходило определение «кулак».
Родом из крестьян, один из прадедов Николая был генерал-полковником, дед — просто полковником, но полковником государственной безопасности. Ещё один дед — секретарь обкома партии в Сибири. Отец закончил институт нефти и газа, хорошо устроился при Газпроме — потому что для того, чтобы воровать — нужно, чтобы кто-то ещё и работал, однако. Работал Владимир Павлович добросовестно, его что в тундру зашли, что в Германию — встал и поехал. В Германии он организовывал для Газпрома подземные хранилища газа, немцы предложили ему уехать из России и перевезти в Германию семью — но он наотрез отказался. Деньги размещал в основном в недвижимости, последней — был приобретен доходный дом на двадцать четыре квартиры в Берлине. Гордым был — не прогибаться совсем нельзя — но прогибался мало и неохотно. Воровать… воровал, конечно, все воровали — но воровал в меру.
Несколько лет назад — он деловито принес домой ружье. Сказал — раскулачивать придут — отведают свинца. Потом еще. Потом — еще…
Сейчас — Владимир Павлович деловито, словно только этим и занимался — проверял и заряжал разложенное на столе оружие. Его было много — два полуавтомата Вепрь-12 в штурмовом варианте, Бенелли М4, больше похожий на СВД Тигр и Orsis-5000, высокоточная винтовка триста тридцать восьмого калибра. Все это было куплено заранее, с большим количеством патронов, с разгрузочными жилетами для ношения. Сохранивший в себе посконное, крестьянское, руководитель строительной фирмы сейчас спокойно делал все, чтобы защитить себя и свою семью от кого бы то ни было.
— Что уставился, как баран на новые ворота. Как добрался?
— Да нормально… — Николай присел на стул — только бузят на улицах. Ты не перебарщиваешь?
— Иди, в сеть выйди, посмотри, что делается. Марина! Марина!
В комнату вышла мать.
— Ты чего так одета, оденься нормально, может щас бежать придется! — окрысился отец — где Лизка? Звонила?
— Звонила… — сказала мать, с трудом сдерживая следы — не отвечает. Недоступна.
— Опять с хахалем своим. Звони еще…
— Вова!
— Я пятьдесят лет уже Вова! — рявкнул отец — пошла звонить!
Мать вышла. Из прихожей — послышались сдавленные рыдания.
— Ты чего так?
— Раскрылилась! Тут убивать сейчас будут, а она в халате своем ходит, сняла бы хоть! Давай… выбирай себе. И переоденься. Надень костюм джинсовый.
Николай не служил в армии — но представлял себе, что такое оружие. Отец заставил его пару раз сходить на стрельбище, это была вся его практика. Он взял себе Вепря, удивился, насколько он тяжелый. На нем стояла рукоятка и американский прицел — подарили друзья отца, как раз с Росвооружения.
— Я в инете посижу.
— Только оденься. Если Лизка не ответит, придется ехать к ней. Дура, нашла себе урода, прости господи…
Лиза была на три года старше Николая — но отец был ей недоволен. Ушла из дома, работала фотомоделью, сейчас сошлась с каким-то. Отцу не представила, но он прознал — и был недоволен. Вмешиваться, впрочем — не стал.
