— Про какого рода работу идет речь? Вы не видите, что делается?
— Вижу. Решается вопрос об экстренной эвакуации посольства. Но именно сейчас, лучшее время для работы, верно? Что бы ни произошло — война все спишет, концов уже не найдет.
— Конкретно? Чего ты хочешь?
— Надо кое-кого замочить.
— Здесь?
— Нет. Тут мы и сами разберемся с кем надо. Один ублюдок — в Джей-баде
[52].
Босс присвистнул.
— Не сегодня — завтра там будут паки. Может быть — там уже паки.
— Эль Чапо не привык сорить деньгами.
Эль Чапо, Чапо Гусман, единственный находящийся в живых и на свободе босс наркомафиозного картеля Синалоа. Его имя не принято было произносить вслух — большой босс решил, большой босс сказал. Все подмигивали и делали вид, что этого не существует и все, что происходит — происходит само по себе. Если имя было названо — значит, конструкция начала рушиться.
Босс нервно барабанил пальцами по столу. Он знал, что мало того — хапнуть, мало того — унести, надо ещё и сохранить. И то, что унес и свою задницу драгоценную. Выбрать себе какое-нибудь местечко, такое, чтобы… не долетало… и сделаться там королем. Какой-нибудь остров. Возможно, Испания, там недвижимость сейчас совсем дешевая и женщины знойные. Италия… то же самое, только женщины ещё лучше. Но если наркомафия начнет на тебя охотиться — золотой мираж рассеется как дым. Будешь до конца жизни шухериться по темным углам, собственной тени бояться. Сколько бы не умыкнул — потратишь на охрану и на разводки. Мафия не любит, когда ей отвечают «нет».
Босс решился — взял телефон, решительно натыкал номер. Ответили почти сразу.
— Салам алейкум, Шуджан… — сказал босс.
Слышимость была прекрасная — спутник не глушили, он нужен был обеим сторонам, да и контролировался американцами.
— О, ва алейкум, ас салам, Майк — пакистанский генерал Шуджан Салман, офицер разведки генерального штаба был действительно раз слышать своего американского друга и партнера по многим сделкам — ты где сейчас?
— В Кабуле.
— Тогда накрывай стол, дорогой, жди в гости…
Несмотря на то, что Майкл О‘Лири полностью разложился — в его душе все таки оставалось место патриотизму, он был и оставался американцем, что не мешало ему воровать, злоупотреблять и убивать. По тому, как закаменело его лицо — все поняли, что начальник нелегальной станции ДЕА в Кабуле — в ярости.
— Ты будешь один или с друзьями, Шуджан?
— Как получится, Майкл. Только не говори, что для друзей — не найдется место за твоим столом.
— А не опасаешься? — уже прямо спросил О‘Лири.
— Нам нечего опасаться, кроме гнева Аллаха, друг мой…
— Не знал, что ты так быстро меняешь друзей, Шуджан. Говорят, что твои новые друзья — не слишком хорошо относятся к делам…
В Китае — за наркоторговлю полагалась смертная казнь.
— Э… друг, ничего не изменится. Мы нужны им точно так же, как и они нам, хвала Аллаху. Пройдет время — и снова начнем работать. Я не отказываюсь от таких друзей как ты…
Понятно… американский то канал сбыта все равно нужен. А вот что будет с европейским — непонятно, косовары — муслики, и эти — муслики. Могут договориться напрямую.
— Тогда окажи мне дружескую услугу.
— Э… дорогой друг, все, что в моих силах.
Кайфует, тварь…
О‘Лири, типичный американец — просто не мог себе представить, когда с ним как с американцем и представителем государства говорят с позиции силы. Мол, ты стол накрывай, а мы обедать приедем. На танке. Но он был умным человеком и понимал, что пусть через несколько дней этих бородатых ублюдков вбомбят в каменный век — но сейчас он сделать ничего не может.
— Пару моих людей надо встретить в Джей-баде, чтобы все было без проблем. Они полетят на вертолёте. И в обратный путь… ближе к вечеру.
— Э… дорогой, конечно, сделаю все, что в моих силах, но… тут ничего обещать не могу. Сам понимаешь, мне не все подчиняются. Какой будет вертолёт?
— Русский. Точнее, афганский. Восьмерка.
— Я предупрежу по своим каналам, но все равно… пусть будут осторожны… очень осторожны. И… я бы сказал, что после обеда… лучше, если в Джей-баде после этого времени их не будет.
— Шуджан… я буду очень скорбеть, потеряв своих друзей. Очень.
— Сделаю все, что в моих силах, дорогой… Все что в моих силах…
— Доброго здоровья.
— И тебе доброго здоровья, друг…
Пакистанский генерал, насквозь прогнивший и коррумпированный — отключился первым. У него в деле был свой интерес — в племенной зоне, особенно на юге — мак растет ничуть не хуже, чем на кандагарских полях.
Босс посмотрел на своих подчиненных…
— Пять миллионов евро сверху, кто поедет — сказал Нико — конкретно, тем, кто поедет. На всех…
Рулетка крутилась все быстрее — и ставки в игре становились все больше. Разыгрывался банк — все, что у всех было…
Стив поднял руку первым… он всегда был очень жаден до денег. Немного поколебавшись, Дункан поднял руку вторым.
— Вот и отлично — подытожил босс — а теперь расскажи, кого большой Босс приговорил к смерти в Джей-баде…
По дороге в кабульский аэропорт царил всеобщий хаос и бардак. Некоторые машины — уже откровенно сталкивали в кювет. Где-то стреляли…
Ник Гревс, водитель их машины — не отрывая взгляда от дороги, начал крутить настройку радио. Поймал Гурка Радио, одну из радиостанций, которая вещала из военного центра НАТО, известного как Кэмп Аламо. Передавали новости…
… царит всеобщий хаос и коммерческие рейсы из Кабула отменены…
Дункан молча выключил радио. За спиной — кто-то щелкал автоматным предохранителем, переключая то вниз, то вверх. Действовало на нервы…
— Сэр, а для нас будет отход… — спросил… кажется Неганич, хорват, беженец из Югославии, пристроившийся в ДЕА.
— Черт, парни, если кто-то считает, что он поимеет по полтора лимона на рыло только за то, что будет сидеть в Атмо
[53], он сильно, мать твою ошибается! Сделаем дело и уйдем. Если кто-то обосрался, пусть выходит прямо сейчас, и…
Про себя Дункан подумал — хреново, что он идет на дело с таким вот дерьмом. Он помнил парней, которые служили с ним в разведке первой бронетанковой. У них был Хаммер, на котором была установлена ракетная установка Тоу — и они должны были подкараулить вражеский танк, запустить в него ракету и делать ноги. А если вражеский банк заметит их раньше или над полем боя окажется русский вертолёт — тогда пиши, пропало. Один такой экипаж в случае большой войны с Советами был рассчитан на два применения — то есть они должны были подбить в среднем два советских танка, а потом — погибнуть. Но тогда — никто и не думал сраться от страха.
