— Ястреб, тебя не понял, повтори. Ты докладываешь ВМД, повтори.
— Так точно, мсье генерал. Чрезвычайная ситуация. Здесь две атомные боеголовки. И возможно есть ещё несколько. У противника есть танки, повторяю — танки. И ракетные установки. Предположительно, они собираются нанести атомный удар по Триполи и Бенгази, как поняли? Атомный удар по Триполи и Бенгази…
— Твою мать!!! — закричал кто-то.
Танк громыхнул пушкой — и здание вздрогнуло…
Бывшая Ливия. Где-то в Сирте
Сознание возвращалось не сразу…
Глаза были закрыты — но он продолжал бой. Подводил светящуюся красным галочку прицела к мечущимся черным теням, нажимал на спуск — и тени падали. Внизу отбивались остальные, Танк горел, подожженный выстрелом из РПГ — но этих было слишком много. Они дрались с отчаянием обреченных, ожидая только вертолётного десанта французских легионеров. Но его все не было и не было.
Они вели бой. Танка не было — но боевиков было слишком много. Очередной выстрел из РПГ сбросил его вниз с того, что осталось от стены. Он упал на что-то мягкое — и оказалось, что это Боб, он был убит раньше. Он взял его автомат и продолжал стрелять. Потом — что-то бабахнуло — и он полетел в темноту…
Как больно… В ушах шумит кровь, ничего не слышно. И просто разваливается голова…
Николай с трудом открыл глаза. Резкости не было совсем — но он понял, что находится где-то в подвале, тёмном — но тут горела лампочка, освещая часть помещения. И тут был человек. Не сразу, но он понял, что что-то красное — это красный берет.
— Омар… Омар…
Полковник Абдулла Омар подошел ближе, приподнял голову привязанного к стулу Николая.
— Узнал меня, русский? Это хорошо… Это очень хорошо…
Николай закашлялся. Сплюнул кровь.
— С..а ты, Омар. Сын шакала…
— Но почему, русский?! — голос доносился до него как будто из неведомых высот, слышно было очень плохо. — Я всего лишь отплатил тебе за предательство.
— Я… помогал тебе…
— Помогал? Да, верно, — полковник хорошо говорил по-русски. — А до этого твоя страна предала нас. Правильно говорил Брат
[36] — у нас нет друзей. Ты не помогаешь нам — ты служишь своей продажной стране, Николай.
— Ты — псих. Ты собираешься… бомбить свою страну.
— Мою страну? Нет, это уже не моя страна, Николай. Это место, где живут враги. Когда Брат сделал для них всё, когда он тратил миллиарды на то, чтобы они жили достойно — чем отплатили ему эти крысы из Варфала
[37]? Мятежом! А потом они пришли на земли нашего племени, они убили нашего Брата Лидера и надругались над ним в смерти. Они привели на нашу землю крестоносцев и сделали наше достоинство предметом торга. Кто так поступает, если не крысы? С сегодняшнего дня — начнётся история новой Джамахирии — но разве я могу позволить, чтобы эти крысы продолжали жить, а?
— Тебе… ничего не удастся…
— Ошибаешься, Николай. Я уже победил. Пожалуй, я бы даже оставил тебя в живых, чтобы ты смог увидеть, как ты не прав. Но, увы — я…
Омар повернулся — но больше ничего сделать не успел. Гулко простучала короткая автоматная очередь от двери, бросая Омара на пол. Он упал прямо рядом с Николаем, ударившись рукой об его колени.
В подвал — входили люди, от них воняло порохом, потом, нестиранной одеждой и вонючими бородами.
— Обязательно надо было его убивать? — вдруг сказал кто-то по-английски, видимо он входил последним. — Он мог многое рассказать. Вам следовало бы научиться держать себя в руках, дружище.
— Неверный, отрёкшийся от Аллаха, пытавший мучеников у рва, на чьих руках кровь Аллаха, может быть полезен лишь раз — будучи принесенным Аллаху! — ответивший голос был молодым и буквально звенел от ненависти.
— Вот как… Надеюсь, это не по моему адресу, дружище?
— Нет, потому что вы друг моего отца, эфенди. Отец говорил хранить дружбу с вами…
Человек, говоривший по-английски, попал в круг света от лампы. Николай увидел и узнал его — он не видел толком, в глазах двоилось, но узнал по голосу. Это был Джек Гренвилл, англичанин, его гнусавый английский он узнал бы из тысячи. Заместитель коменданта их сектора…
Молодой подошел ближе, судя по звуку, пнул тело Омара.
— Шакал!
— Ну-ка, кто тут у нас…
Фонарь, установленный под рамкой пистолета — высветил лицо русского.
— Ага…
Англичанин ни слова не говоря, достал глушитель и начал накручивать его на свой пижонский PPQ Navy.
— Эй! — молодой повернулся к невозмутимому англичанину. — Это мой пленник, мистер Джек! Его взяли мои люди! Я хочу отвезти его на то место, где он убил моего отца и отрезать ему голову там! Я не позволю вам убить его, я сам должен это сделать! Намус!
Убил моего отца? Кого? Отца?
Глушитель стал на свое место.
— А кто сказал тебе, мой юный друг, что я собираюсь убить ЕГО?
— Но…
Пистолет выстрелил несколько раз в пулемётном темпе, пули с чавканьем вонзились в тела чеченцев, отбрасывая их на пол. Англичанин стрелял современными, пустотелыми пулями, в теле они раскрывались подобно цветку, разрывая человеческую плоть, но не пробивая ее насквозь. Чеченцы стали шахидами, даже не успев понять, что происходит.
Англичанин, подхватив трофейный автомат, ловко прыгнул, чтобы прикрыться стулом, на котором сидел Николай. Автомат — уставился стволом на дверь, рожок полон, предохранитель на АВ.
— Извини, приятель. Просто других укрытий нет. Это ненадолго…
* * *
Времени прошло совсем немного — вероятнее, даже пяти минут не прошло. Наверху — раздалась только одна короткая очередь, но англичанин чего-то напряженно ждал. Чего — выяснилось скоро: зазвонил телефон. Англичанин ответил.
— Гарри, что там у вас, доложите?
— Все в порядке, сэр. Двор чисто, первый, второй этаж — чисто. Христиане одиннадцать, львы — ноль. По-моему, большая часть этих уродов куда-то свалила, незадолго до нашего прибытия.
— Понял. Двое выходят, я и заложник. Не стреляйте.
— Так точно.
Англичанин спрятал телефон, достал из кармана многофункциональный инструмент, кусачками перекусил проволоку, которой связали Николая.
— Поднимайся, русский. Кости целы?
— Сукин ты… сын.
— Это для меня не новость. Но по сравнению с тобой, я — Мать Тереза просто. Давай, давай, поднимайся…
