— Зачем ты помог мне?
— Хинди — руси, бхай-бхай, не слышал? Мы помним добро, русский. Русские всегда помогали нам… тот человек, который учил меня говорить по-русски, говорил, что русский язык — это язык свободы. Английский — язык угнетения.
Николаю почему-то стало стыдно.
— Ты знаешь, что с моими людьми? Полковник Омар жив? Он может нам помочь.
Повар Раджив грустно улыбнулся.
— Омар тебя и предал, русский!
— Этого не может быть.
— Это так.
Они говорили по-русски.
— Ладно, х… с тобой.
Повар усмехнулся.
— Это слово означает что-то нехорошее, я знаю.
— Да. Очень нехорошее. Но это не по отношению к тебе. Иди за мной и будь наготове…
— Зачем?
— Надо разобраться…
Американцы тоже занимались с водой. Николай подошел к ним… улучив момент, резко дернул автомат Текилы — и он оказался у него в руке. Салаги, б… учить вас и учить. Бронекавалеристы х…вы. Гасилы грешные… попали бы вы к тому же Владимиру Глебовичу — подохли бы на дистанции. Все таки школа есть школа, а школа русского ГРУ — одна из лучших, если не лучшая. Разве только школа британского САС сравнится…
— Эй, какого хрена!
Раджив появился с другой стороны, взяв американцев под прицел автомата. Они сгрудились как бараны у крана — и теперь могли быть истреблены перекрестным огнем за пару секунд.
— Надо разобраться, — безапелляционно заявил Николай.
— Разобраться? Какого хрена?!
Николай вскинул автомат.
— Хочешь подохнуть здесь?
Сержант остановился.
— Что ты хочешь, русский?
— Прояснить кое-какие моменты. Как ты оказался там? Как вы все там оказались?
— А тебе не один хрен? Нас похитили!
— Похитили?
Николай скептически усмехнулся.
— Извини, друг, но я тебе не верю. Вас четверо — вас всех похитили, ты это хочешь сказать, да? Ни один из вас не был ранен, ни один из вас не попал под ударную волну — несётесь по пустыне как лоси. Так как же вас похитили? Может, ты — один из них, а? А может, вы делили какие-то бабки и не поделили?
— Что? Да ты охренел, парень, мы что, по-твоему, бородатые? — вспылил Текила.
— Заткнись, Тек, — сказал сержант. — Он прав. Я бы тоже не поверил.
— Ну, и? Я слушаю.
Сержант кивнул на Раджива.
— Убери его. Ему не надо это знать.
— Без этого человека ты сидел бы там, где сидел и ждал бы, когда тебе отрежут голову. Или чехи придумают что-то другое — например, сделают тебя женщиной. Они это любят. Говори — и говори правду. Я не в настроении, чтобы слушать твое вранье.
Сержант сделал медленный, плавный, успокаивающий жест руками.
— Окей, русский. Окей. Ты, как я понял — тоже совсем не инспектор ООН, так ведь?
— Речь не обо мне.
— Это так. Мы работаем на правительство США. Нас послали сюда со специальной миссией — разобраться, что здесь происходит, на хрен. Несёт ли это угрозу соседним странам? И что тут будет через пять лет? Как туи насчет нефти — ты должен понимать, что Ормузский пролив может захлопнуться в любое время…
Николай покачал головой.
— Вранье номер один. У тебя было какое-то конкретное задание. Дальше.
— Думай, как хочешь, парень. Ты должен знать, что далеко не всегда до исполнителей доводят все детали, верно?
— С кем вы держали связь здесь?
— Ни с кем.
Николай вскинул автомат.
— Ни с кем, клянусь, парень! У нас был терминал спутниковой связи! Прямой выход на Лэнгли! Здесь мы были сами по себе!
Это могло быть правдой. А могло и не быть.
— Дальше?
— Дальше, на нас вышел один урод. Он сказал, что у него есть информация, которую он хочет задорого продать. Лэнгли этой информацией заинтересовалось. Нас послали сюда — а тут мы оказались в полном дерьме! Вот и все, парень, клянусь, что это правда.
— Сколько вы просидели тут?
— Десять дней, парень! Десять дней!
Николай поверил. Потому что хорошо знал жизнь и у него были другие обрывки информации. И они укладывались в картину, согласуясь с тем, что сейчас сказал ему американский сержант.
Демиев действительно что-то знал, и он решил продать это американцам задорого. Почему американцам — да потому, что информация, очевидно, касалась американцев, и всем было известно, что за хорошую информацию они могли заплатить очень дорого. Он вышел на контакт с американцами и заявил о себе. Лэнгли провело первичную проверку и решила, что информация того стоит — это косвенно подтверждало то, что Демиев обладает опасной информацией. К Демиеву послали группу, которая оказалась ближе всего к нему — группу из Сирта.
Они прибыли на место и вступили в переговоры. Но американцы, очевидно, ни хрена не знали чеченский менталитет, не понимали, на что они способны и как реагируют в тех или иных ситуациях. В какой-то момент Демиев запсиховал и тупо захватил американских переговорщиков в заложники, как он это сделал бы, находясь в Центорое или к примеру в Беное. Чеченцы не менялись ни на йоту — американцы, не американцы — им было плевать. Похищение людей — у них было чем-то вроде народной традиции. В результате Демиев начал не просто вести переговоры — а уже шантажировать ЦРУ.
После этого в течение десяти дней, когда американцы сидели под замком — произошло что-то такое, что сильно напугало Демиева. И он понял, что вести переговоры о продаже имеющихся у него секретов бессмысленно — их надо отдать взамен на укрытие и жизнь. С американцами он отношения уже испортил, тут ловить было нечего — всё, на что он мог рассчитывать у американцев, так это полсотни лет в федеральной тюрьме. Там точно не убьют, но Демиев представлял себе укрытие несколько иначе. Поэтому он решил выйти на контакт с русскими и отдать информацию им в обмен на безопасность. Для этого в расположении его отряда появился Николай. Про то, что русские заинтересуются и дадут ему амнистию Демиев не сомневался — он не был в Чечне уже давно, а дела минувших дней никого уже не интересовали. И не таких волков миловали.
— И что вы дальше намерены делать?
— Просто убираться отсюда, русский. И как можно быстрее. Мне такие телодвижения и на хрен не сдались, мать твою. Я на такое дерьмо не подписывался.
Николай кивнул. Бросил автомат — и Текила поймал его.
— Я тебе верю, сержант.
— Постойте…
Все повернулись к Радживу.
— Я тоже хочу кое-что рассказать.
Американцы и русский переглянулись.
