— Прости меня моя хорошая. Я засиделся с документами, а потом в машине стало смешно, ты так себя вела, — у меня вырвался смешок.
— Отпусти меня, — Васька пыталась укусить меня за руку.
Ай! Какие острые зубы у моей девочки.
Я дотащил Ваську до дивана и уронил ее на него, придавив сверху.
— Гад! — шептала Васька.
— Согласен.
— Сволочь!
— Бесспорно.
— Ненавижу!
— А я тебя люблю, — сказал я и поцеловал свою разбойницу.
Василиса ответила на мой поцелуй со всей страстью, но через несколько минут сильно укусила за язык.
— Ай, бойно! — промычал я.
— Будешь знать, как затыкать мне рот, — злорадно ответила Василиса.
Я обиженно засопел и слез с Василисы, язык болел.
— И нечего так на меня смотреть, заслужил, — неуверенно ответила Василиса.
Я отвернулся от неё, и Васька засмеялась.
— Ты такой смешной.
— Оттань, — промямлил я, Василиса рассмеялась ещё громче.
— Не шмешно!
— Ну не обижайся, это я должна обижаться, — возмутилась Василиса.
— Но не кушатша же, — заметил я.
Ох, ничего себе, как она меня куснула. Мне кажется или он у меня опух?!
Я вытащил язык и пытался его потрогать, Василиса снова закатилась от смеха.
Фыркнув, я пошёл в ванную смотреть, что стало с моим языком. Вот неугомонная, чем он ей насолил? Разве он плохо себя вёл? Разве он не доводил ее до оргазма? Я был возмущён, а мой язык вдвойне.
— Лёша, ну что там? — спросила Васька с другой стороны двери.
Я гордо промолчал, разглядывая свой язык.
Выйдя из ванной, я так же молча пошёл в спальню. Раздевшись, я лёг спать.
— Сильно болит? — обеспокоенно спросила Василиса, прыгая ко мне на кровать.
Я отвернулся от нее. Нужно было беспокоиться прежде, чем кусаться.
— Лёшечка, ну ты чего, хочешь, я подую на ваву, и всё пройдёт?
— Неть, — ответил я.
— Гордый значит?
— Угу.
— А если я тебе за задницу укушу?
— Што?
— Я просто давно уже хочу.
От испуга за свою задницу, я лёг на спину и, нахмурившись, посмотрел на свою немного сдвинутую подругу.
— Шокнулась?
— Ага, от любви к тебе?
— Не-е-е-т это у тебя врождённое.
— Может и так, ну ты же ведь меня и такой любишь? — прижавшись ко мне, спросила эта лиса.
Да главное глазки такие сделала, что вся моя обида растаяла, как будто ее и не было.
Я улыбнулся и поморщился от боли в языке, прижав к себе Ваську, я с удовольствием вздохнул ее запах. Она у меня немного чокнутая, иногда, но такая любимая, что можно с этим смириться.
Утро
Василиса
Я так и уснула, не переодевшись в объятьях Михайловского, который очень долго постанывал от боли в языке.
Да, немного переборщила, зато стало легче. Я бы сказала легче вдвойне, от того, что Лешку никто убивать не будет и от того, что отомстила обоим.
Я улыбнулась от воспоминаний, того как убегал от меня Вадим. Ох, нужно было на камеру снимать, а потом его шантажировать. Я такой шанс упустила.
— И что это ты с утра так улыбаешься? — подозрительно спросил Лёша, приоткрыв один глаз.
— Тебе лучше?
— Да, но целоваться я с тобой пока не хочу, — хмыкнул Лёша.
— Подумаешь, я тоже не хочу, ты сначала зубы почисти, — ответила я.
— У меня, что изо рта пахнет? — нахмурился Михайловский.
— Не знаю, не нюхала, но гигиена — прежде всего, — я подняла палец вверх и слезла с кровати.
— Я в ванную, — крикнула я.
— Стой, дай я сначала в туалет схожу! — воскликнул Михайловский.
— Знаешь, что мой друг, я утром тоже писать хочу, поэтому я первая, — показав язык, я скрылась в ванной.
Ненавижу, что туалет и ванная вместе, неудобно! Пописав, я открыла двери, и стала раздеваться.
— А ты выйти не хочешь?
— Михайловский, ты чего стесняешься? Как совать мне его в ротик так ничего, а как писать так стесняшка, — усмехнулась я, вставая под душ.
— Я тебе его в ротик не совал, — язвительно сказал Лёша.
— А хочется, не правда ли? — проказливо улыбнулась я.
— Василиса!
Я закатила глаза, закрыла шторку.
— Я сейчас водичку включу, и твоё журчание совсем слышно не будет, — усмехнулась я.
— Ты невыносима! А если я по большому?
— Так, а что? Подумаешь попукаешь немножко, ты главное освежитель воздуха не жалей, а то я тут моюсь, — поучительно сказала я, настраивая воду.
— Невыносимая, — пробурчал Лёша.
Через пару минут я услышала журчание. Молодец, справился со смущением и облегчился. Уважаю прям! Я бы так не смогла, выгнала бы точно.
* * *
Помывшись, я, наконец-то, покинула обитель ванной и уступила ее в полное распоряжение Михайловскому. Он с утра что-то не в духе, дуется, что ли из-за языка? Ай я яй, нужно исправлять, умаслить мужика. А что может его умаслить? Правильно, сытный завтрак! Я решительно направилась на кухню, вытащив яйца, помидор и колбаску, приступила к готовке.
Когда Лёша вышел из ванной, по всей квартире стоял туман и невыносимый запах гари. Ох, ведь не просто так не готовлю, ой не просто так. Поэтому и перешла на правильное питание: заказала или сварила в водичке, и нет проблем. Ни жарить, ни тушить — у меня со всем этим проблема, и даже комплексы большие, что я за женщина такая? Вот именно в таком состояние и нашёл меня Лёша. Я сидела за столом, рядом стояла пригоревшая сковородка, слезы лились в три ручья.
— Зайчонок ты что? Обожглась? — обеспокоенно спросил Лёша, осматривая меня с ног до головы.
— Нет.
— Тогда почему ты плачешь?
— Я плохая хозяйка, я не умею готовить, — ответила я и снова заплакала.
— И?
У меня даже слезы пропали.
— В смысле «И»?
— В прямом, как будто ты раньше этого не знала, — закатил глаза Лёша.
— Это сейчас обидно, — неуверенно сказала я.
— Тут не на что обижаться, я знаю тебя не один год и готовка просто не твоё, так зачем мучиться, славу богу я хорошо зарабатываю, можно есть в ресторане, заказывать еду, в конце — концов, я могу сам готовить, — сказал Лёша, вытирая мои слезы.