Мои шаги замедляются.
Она сидит на дорожке, посыпанной гравием. Подол ее платья – одного из тех, что мы купили совсем недавно, когда мир наш был прежним, – касается земли. Если бы не окружающая обстановка, она выглядела бы как дебютантка, позирующая для светской фотографии. Если бы ее платье, ее руки и тело, лежащие у нее на коленях, не были испачканы кровью.
Я поняла все в тот момент, когда она посмотрела на меня.
У меня подкашиваются ноги, и я опускаюсь на землю рядом с ней. По щекам текут слезы – я понимаю, что плачу, но я не чувствую этого. Я словно оторвалась от своего тела, покинула его и улетела к небу. И сейчас я оттуда гляжу на всех нас и молюсь за спасение наших душ.
– Они его выбросили, – бормочет Беатрис. Я беру ее за руку. – Перед воротами. Мимо проезжала машина, потом она остановилась, – слезы текут по ее лицу. – Дверь открылась, и я увидела его – он такой тощий, правда? Должно быть, он давно ничего не ел. – Ее пальцы дрожат, когда она гладит лицо, так похожее на ее собственное. – Когда он упал на землю, он был уже мертв. Я пыталась…
Я смотрю на Беатрис, потому что смотреть вниз, на брата, у меня просто нет сил.
Толпа вокруг нас растет, слуги кричат, Изабель и Магда плачут. Наши родители и Мария не должны этого видеть.
Взгляд Беатрис встречается с моим, я вижу в нем стальной блеск.
– Когда-нибудь они заплатят, – клянется она.
– Да, так и будет.
Я смотрю в глаза мертвого брата.
Глава 26
Марисоль
Когда с моей головы сняли мешок и я смогла осмотреться, то поняла, что оказалась в серой невзрачной комнате. Она выглядела так, словно в ней никто не живет. В центре стояли два кресла, в углу – стол с включенной настольной лампой, желтым светом освещавшей помещение, в другом углу – старый диван. На грязном полу лежал вытертый ковер.
Мои руки не были связаны.
Передо мной стоял тот самый человек, который схватил меня на улице. Лишь только я открыла рот, чтобы попросить его не причинять мне вреда и узнать что-нибудь о Луисе, он вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь. Я осталась одна.
Что они собираются делать со мной? Допросить? Изнасиловать? Убить? Как долго они могут держать меня здесь? Узнает ли кто-нибудь, что со мной случилось?
По моему лицу катится слеза. Потом еще одна.
Дверь открывается.
В комнату входит другой мужчина – он выглядит гораздо старше. Его движения плавные, в руке он держит элегантную трость. Одет он в аккуратно выглаженную гуаяберу и накрахмаленные брюки, а на ногах у него начищенные до блеска черные ботинки. Если первый мужчина источал опасность, то этот олицетворяет собою власть. Он входит, и дверь за его спиной захлопывается со зловещим стуком.
Несколько секунд мы оценивающе смотрим друг на друга. Вошедший высокий и худой. Волосы седые, лицо испещрено морщинами, глаза темные и смотрят на меня с прищуром.
Он делает шаг вперед.
– Мы не причиним тебе вреда, – говорит он по-испански. Тон его голоса удивительно мягок для такого человека – судя по его виду, он настолько влиятелен, что может послать любого на смерть одним росчерком пера.
Я уже почти готова ему поверить, но ловлю себя на мысли, что, возможно, это часть их плана – сначала успокоить своих врагов, усыпить их бдительность, а потом атаковать.
– А тот мужчина, который был со мной? Ему вы не причините вреда?
Луиса они тоже прячут где-то здесь? Может быть, он в соседней комнате?
– Конечно, нет. Но, боюсь, я не могу сообщить о местонахождении мистера Родригеса.
Мой желудок сжимается, когда я слышу фамилию Луиса. О такой угрозе он и предупреждал меня с самого начала. Выйду ли я из этой комнаты живой?
– Не можете? Или не хотите? – спрашиваю я с дрожью в голосе.
– Не могу.
Он говорит с осторожностью человека, который тщательно подбирает каждое слово. Не знаю почему, но его вежливый тон еще больше пугает меня. Мягкость его голоса не вяжется с сегодняшними событиями. Какова его роль во всем происходящем?
Я стараюсь успокоиться и собрать остатки мужества.
– Тогда почему я здесь? Что вам от меня нужно?
Он не отвечает, а вместо этого подходит к свободному стулу и ставит его передо мной. Садится, скрестив руки на груди и положив ногу на ногу. Что-то в этой позе кажется мне знакомым. Он смотрит на мою руку, и его взгляд останавливается на кольце.
Я инстинктивно сжимаю пальцы в кулак.
– Марисоль Феррера.
Холодок пробегает по спине, когда он произносит мое имя. Значит, они следили не только за Луисом – я тоже у них на прицеле. Возможно, они считают, что я ему помогаю? Может быть, они решили, что я – одна из тех, кто публикует его блоги за границей? А может, мое задержание связано с тем, что я ездила по стране, общалась с людьми и задавала им вопросы?
Мужчина переводит взгляд с кольца на мое лицо, а потом снова смотрит на кольцо.
– Ты не ушиблась? Я велел им обращаться с тобой помягче.
Неужели все кубинские похитители такие вежливые? Почему-то я в этом сомневаюсь. И все же его слова меня впечатляют. Он им велел, а не попросил. Да, он здесь главный.
– Меня схватили на улице. Как я должна себя чувствовать?
Я вижу сожаление в его темно-карих глазах.
– Понимаю и приношу свои извинения за произошедшее. Но я просто не знал, что делать.
– Но почему? Что вам от меня нужно? – снова спрашиваю я, вспоминая слова Луиса. За мной следили все время с момента моего приезда на Кубу?
– Вы привлекли внимание властей. Они и так уже давно следят за мистером Родригесом, а тут еще ты приехала на Кубу в качестве журналиста. Твоя семья известна тем, что поддерживает политику Соединенных Штатов, направленную на борьбу с кубинским режимом, и поэтому находится под прицелом нашего правительства. Как только ты прибыла в аэропорт, информация сразу была передана по инстанциям.
– А вы кто? Вы разве не имеете отношения к правительству?
Он слегка наклоняет голову, словно соглашаясь с моими словами.
– Я уже не так плотно связан с ними, как когда-то, но некоторые контакты у меня сохранились. Мне тоже сообщили о твоем прибытии.
Почему? Как же мне из этого выбраться? Все эти люди играют по своим правилам, с которыми я не знакома. Я не знаю, что мне делать и как себя вести.
– Вы следили за мной?
Он кажется почти смущенным.
– Я пытался защитить тебя. Когда я увидел твое имя, то попросил моих людей присмотреть за тобой, чтобы быть уверенным, что пока ты находишься в Гаване, тебе никто не причинит вреда. Но мистера Родригеса я защитить уже не мог – им занимаются слишком высокие инстанции.
