Пабло делает несколько шагов вперед, прежде чем снова повернуться ко мне лицом. Его плечи напряжены, и я удивляюсь тому, насколько он худой – костюм свисает с его плеч.
– А каково это, жить в Мирамаре? – спрашивает он.
– Наверное, именно так, как ты себе представляешь.
У меня такое чувство, будто я стала любопытным объектом, экспонатом вроде крокодилов в Гаванском зоопарке – где эти могучие животные загорают на солнце и с презрением взирают на глазеющих туристов и местных жителей, тычущих в их сторону пальцем и восклицающих, пораженные их размерами. Когда ты одна из семьи Перес в Гаване – одна из сахарных королев, – то можешь решать, стоит ли брать плату за возможность заглянуть в твою жизнь, о которой постоянно печатаются истории в «Диарио де ла Марина» и других подобных изданиях. Беатрис обожает всеобщее внимание к своей особе, Изабель пытается избегать славы, а я нахожусь где-то посередине. Мария еще слишком молода, и подобные вопросы ее не интересуют, ее главные развлечения по-прежнему – игры в бассейне во дворе нашего дома.
– Отмахиваешься от предложений руки и сердца и целыми днями ходишь по вечеринкам? – поддразнивает меня Пабло.
В ответ я фыркаю самым неподобающим для леди образом.
– С вечеринками ты угадал, а вот с предложениями руки и сердца нет.
– Значит, мужчины в Мирамаре просто дураки.
Он говорит легким, шутливым тоном, но серьезность в его взгляде заставляет мое сердце забиться чаще.
Внезапно я теряю самообладание и отворачиваюсь в сторону моря, которое я не вижу, зато слышу шум волн, разбивающихся о набережную Малекон.
Голос Пабло доносится откуда-то позади меня, из темноты ночи.
– У тебя не застегнута одна пуговица. На твоем платье.
Я сглатываю.
– Можно я застегну? – спрашивает он.
Я киваю, во рту у меня пересохло. Мама пришла бы в полный ужас, увидев, что ее дочь стоит на подобной вечеринке, а незнакомый мужчина застегивает ей платье. Мама была бы в шоке, но я все же поворачиваюсь, поднимаю волосы и отбрасываю их набок, обнажая перед ним свой затылок.
Дрожь пробегает по моему телу.
Пабло встает позади меня, достаточно близко, чтобы его руки коснулись линии крошечных пуговок, бегущих вниз по моей спине. Кажется, проходит целая вечность, прежде чем его пальцы просовывают пуговицу в узкую петельку, приводя застежку в порядок. Может быть, это лишь плод моего воображения, но я клянусь, что, когда он коснулся меня, его пальцы дрогнули, а возможно, это дрожит мое собственное тело. В том, что сейчас происходит, есть что-то новое, это застигает меня врасплох. Ощущения одновременно и знакомые, и неведомые – и я не могу игнорировать внутренний голос, который теперь вытеснил голос моей матери:
Обрати внимание. Это очень важно. Он очень важен.
Пабло делает глубокий вдох и отступает назад. Я поворачиваюсь к нему.
Его лицо принимает удивленное выражение – как будто ситуация застала его врасплох.
– Ты очень молода, так ведь?
В этих словах слышится легкое неодобрение, но кажется, что обращено оно скорее к нему самому, а не ко мне.
Я сглатываю и наклоняю голову, отказываясь поддаваться страху.
– Мне девятнадцать.
Мне девятнадцать лет, а я всего лишь избалованная птичка, живущая в золотой клетке.
Он тихонько смеется, проводя рукой по волосам. Они сильно отросли, и прическа выглядит неухоженной, как будто он уже давно не посещал парикмахера. Это резко контрастирует с его чисто выбритым лицом. Его кожа кажется слишком загорелой для адвоката, который проводит дни в закрытом помещении за письменным столом. Мой отец знает множество адвокатов, которые ему кланяются и лебезят перед ним. Интересно, этого он знает?
– Девятнадцать. Ты еще очень молода.
Он произносит эти слова так, словно обращается не ко мне, а разговаривает сам с собой.
У меня есть старшие сестры. Возможно, мое общение с интересными мужчинами и в самом деле ограниченно, зато я отлично умею постоять за себя, если необходимо.
– А тебе сколько лет?
Я задаю этот вопрос так, словно бросаю ему вызов.
– Тридцать.
Такой ответ меня не шокирует: мама давным-давно перестала отмечать дни рождения, но колоссальная разница в возрасте между моими родителями очевидна.
– Не так уж и много, – говорю я, хотя не уверена, что он говорит только о количестве прожитых лет. Рядом с ним я чувствую себя молодой и наивной. В отличие от меня он кажется интересным – в нем чувствуются внутренний стержень и опыт.
– Возможно.
Он замолкает на мгновение. Я ощущаю, будто между нами захлопнулась дверь, и разговор кажется завершенным.
– Мне пора. – Я делаю шаг в сторону от него.
Пабло слегка наклоняет голову и произносит:
– Мне очень жаль.
Я не двигаюсь с места.
– Я не должен был… – Его голос прерывается, и он качает головой. – У меня сегодня отвратительное настроение. Я пришел сюда не ради вечеринки, а только для того, чтобы поговорить с Гильермо. И уж точно не ожидал, что познакомлюсь с тобой. Хотя это не оправдывает мою грубость. – Он глубоко вздохнул и продолжил: – Недавно умер мой друг. Я пришел, чтобы поговорить об этом с Гильермо. Я… – Пабло снова замолчал, словно пытаясь подобрать нужные слова. – Я не знаю, что делать, – наконец произнес он.
– Мне очень жаль, что твой друг умер.
Мои ноги, обутые в эти дурацкие напыщенные туфли, делают сначала один шаг к нему, потом еще один.
Я кладу руку ему на плечо, подол моего платья касается его брюк. Я ощущаю аромат табака и пряностей. Я чувствую, как от прикосновения моей ладони тело его напрягается. Глаза его широко раскрыты.
То, что я сейчас делаю, то, что я прикасаюсь к едва знакомому мужчине, – совершенно неуместно.
Все, что происходило сегодня вечером, выходило за рамки правил приличия. И Пабло действительно повел себя грубо. Мне стоит вернуться в дом, найти своих сестер и поехать домой. Этот мужчина явно не из тех домашних мальчиков, с какими родители постоянно меня знакомят. У Пабло есть одно преимущество, которое невозможно не заметить.
Это огонь, который уже успел коснуться подола моего платья.
– Он был хорошим другом?
– Он был хорошим человеком, – помолчав, отвечает Пабло. Он делает шаг назад, увеличивая дистанцию между нами. Он делает то, что должна делать я, но логика и здравый смысл, похоже, покинули меня, умчавшись в вихре юбок.
Забавно, что один маленький шаг может все изменить, но это действительно так. Пабло будто сдает территорию, отступая, и я ощущаю прилив смелости. Непонятно, по какой причине, но Пабло, так же, как и я, чувствует себя не в своей тарелке. И от этого я получаю уверенность в своей женской силе, о которой даже не подозревала. У меня возникает желание расправить плечи, поднять голову и встретиться с ним взглядом. Ресницы мои трепещут, и я счастлива оттого, что могу наконец пококетничать с ним, пусть даже наше общение ограничится только сегодняшним вечером.
