— Я крайне уважительно отношусь к своей девушке, никогда не забываю подушку под колени подложить, чтобы мягко было, — выдает Озерский ни секунды не колеблясь, делает шаг вперед. Теперь он серьезен. Встает так, чтобы я оказалась слегка у него за спиной.
У папы ступор. Не ожидал. Надо же, вспомнил о моем существовании и тут же полез честь защищать. Я настолько пьяна, что не могу успокоиться и задавить шальную улыбку! Ничего не могу с собой поделать.
— Не ссорьтесь только, — хватаю Егора за руку. — Хорошо, пойдем. Егор, пошли-и-и, — тяну его в сторону. — Покажешь… — смеюсь, — что там наросло.
— Вероника, ну-ка вернись! Он не посмеет… никто не посмеет… — начинает возмущаться отец.
— Не, погоди, тут какой-то хрен влез, — тормозит меня Озерский.
— Егор, это мой папа, — произношу я, опасаясь, что комедия в любой момент может превратиться в драму. Озерский моментально меняется в лице, на котором теперь отражается невероятное любопытство. Он оглядывает бывшего соперника с головы до ног, слегка улыбается уголком губ.
— Что, серьезно? Отец? Как давно я мечтал с вами познакомиться, — и протягивает руку. Тот, растерявшись, пожимает.
— А вы вообще кто? — хмурится папа.
— Вы меня не знаете, но я вас — очень хорошо. Вот, значит, кому я обязан за все свои проблемы.
— Егор, — тяну его в сторону. — пошли.
— Ага, — кивает он. — Но я вас запомнил.
— Вероника, куда ты пошла? Не позволяй ему так с тобой разговаривать! Дочка!
— А ты ему морду набей, — улыбаюсь. — У меня, папа, травма детства, залипаю из-за тебя на козлов. Он богат и женат, между прочим, — говорю я.
— Ага, — безэмоционально отвечает Егор, теперь уже он тянет меня в сторону, но я вошла во вкус.
— Удивлен? А как ты хотел? Буду тебя сейчас позорить, хорошо, хоть фамилия у меня мамина! Ха, еще и не такое себе позволяю! Ты себе даже не представляешь, как я живу! Во грехе! Тебе благодаря!
Озерский утаскивает меня в сторону своей машины, запихивает на переднее сиденье и увозит подальше от этого клуба.
— Не надо было тебе так с ним, — говорит он через некоторое время. Печку включил, словно почувствовал, как сильно я замерзла. В чулках ведь выпендривалась, хотя на улице довольно прохладно. — И извини, что я сморозил лишнего. Не хотел тебя подставить. Просто подумал, что шутка про маленькие пенисы всегда поднимает настроение девушкам. Не знаю, просто хотел дать тебе возможность оскорбить меня, может, тебе бы легче стало. Смягчить ситуацию. Ты так ругалась, я запаниковал. Блин, Веро, я стараюсь! — ударяет ладонями по рулю.
— Да нет, все хорошо. Я так устала доказывать всем, что девушка приличная, что хочется уже расслабиться и плыть по течению. Как тебе, кстати, фотки?
— Какие фотки? — спрашивает он.
— Как какие? Которые Ксюша выкупила или вымолила, уж не знаю, у Стаса, моего братца. Генка после разрыва несколько фоток Стасу продал, думать не хочу, что тот с ними делал. И знать не хочу.
— А что на них?
— А ты не видел? О, так скоро увидишь! Я там сплю полуголая. Стас угрожал, что если я не буду выполнять его приказания, — выделяю голосом, — он эти фотки в сеть выложит. Ну, я спросила у подруги-юриста, что можно сделать, скинула ему ее ответ со ссылками на статью и предложила выкладывать поскорее. Почему-то сразу расхотел публиковать.
— Не, я ничего не видел.
— Ясно.
— Вероника, черт, мне так… Мне очень жаль.
— Мне тоже жаль.
— Мир?
Я поднимаю брови и смотрю на него недоуменно:
— Чего?
— Прости мне этот поступок. Я бы хотел вернуть все, как было, — он останавливает машину возле своего подъезда.
— Я не тут живу, — отрезаю.
— Давай просто поговорим. Поругаемся. Выскажи мне все, что думаешь. Только не гони снова.
— Поняла. Ничего, дойду ногами, — открываю дверь.
— Да стой же! — он перехватывает мои руки и захлопывает дверь. — Сейчас довезу, погоди.
Через две минуты он паркуется напротив моего подъезда. Причем таким образом, что, никаких сомнений, намерен долго оставаться на одном месте. Машина никому не мешает.
Егор выглядит вполне искренним, но то, что он сделал — не прощается. Он сыграл на моих чувствах, забрал все, что только могла дать, после чего выставил на посмешище, еще и наговорил вслед «хорошего». Я тоже наговорила, но готова ответить за каждое свое слово.
— Скучаю, — упорно повторяет он. — Я… не думал, что буду по кому-то так скучать, — он поджимает губы и отворачивается. Смотрит то на руль, то вдаль через лобовое. Нервничает.
Я всхлипываю, но продолжаю держать себя в руках:
— Ну, показывай свой член, — говорю ему. — Посмотрим, ты ж для этого приехал? Показать.
— Не для этого. Я… никак не могу придумать, с какой стороны к тебе подойти. Я бы хотел, чтобы все стало как прежде.
— Так ты снимаешь штаны или нет?
— Прекрати, — он рычит, мне удалось его выбесить полным игнорированием потока искренности, довольно скромного, между прочим, учитывая, что зарабатывает Озерский сочинительством.
— Что прекратить?! Я ведь такая, какая уж есть! Минет тебе сделать? Ты этого хотел? Давай, доставай!
Он не двигается, просто смотрит.
— Снимай эти чертовы штаны! — я кидаюсь на него, пытаюсь добраться до ремня, он перехватывает мои руки. Сжимает довольно сильно. А в меня после всего пережитого за день словно бес вселился, совершенно не могу себя контролировать. Веду себя именно так, как все хщутот меня с самого начала! Любой мой проступок, даже крошечную ошибку объясняют «породой», которая прорывается. Как я устала бороться! Как я устала влипать в неприятности!
Он должен понять, что мне плевать на него! Я дерусь, заставляя его дать мне доступ к своей ширинке, чтобы, получив согласие… окончательно его возненавидеть.
Считайте, что у меня рецидив. Да, не могу я забыть этого мужчину! Не могу даже возненавидеть его как следует! Потому что все хорошее, что было между нами, перевешивает его жалкий тупой поступок, но я намерена заставить его дать мне повод считать его дерьмом. Он задел мою гордость, а этого я не прощу никогда.
Поэтому… мне нужна от него добивочка.
И я ее получу сейчас. Сделаю так, чтобы меня от него затошнило. Заставлю его воспользоваться собой, чтобы в следующий раз при упоминании имени Егор к моему горлу тошнота подступала, а не ныл низ живота, как это сейчас происходит. Я не должна его любить! Он не принадлежит мне! Не мой! Не должна и не буду!
— Ну что такое, Егор, — я пошло облизываю губы, грудь показать в этом платье невозможно, поэтому я задираю подол, демонстрируя кружевные чулки и белье. — Тебе же понравилось меня трахать, ты ведь за этим и приехал, — как кошка мурлыкаю. — Еще хочешь, да? Не во всех позах попробовал? Так давай, сделай это. Доставим друг другу удовольствие! — я перехожу на крик. У меня снова истерика. Я долго держалась, но сорвалась. Всему есть предел. — Со мной ведь можно именно так обращаться, да? Беречь здоровье и репутацию родной жены — не дай Боже, кто-то о Ксюше плохо подумает, а моему отцу, — я кричу ему в лицо так громко, что горло дерет, — а моему отцу говорить, что с тобой его дочка в безопасности: коленки не поцарапает! — ору, как настоящая обиженная женщина, как будто имею на это право. Сейчас я психопатка. Высказываю все, что накипело. Он добился, чего хотел.
